Шаг во тьму. Иван Тропов

глаза. Прямо надо мной. Уставились на меня в упор. Целеустремленно – и невозмутимо. Шляпки двадцатисантиметровых гвоздей, приготовленных для распятия… Совсем близко.

      Были бы еще ближе – если бы не мое левое запястье, угодившее в пасть. Клыки вжали толстую кожу плаща в руку, давя мышцы, ломая лучевую кость… Рука ниже локтя превратилась в один сплошной комок боли, и все-таки каким-то чудом я удержал эту тварь. Не дал ей вгрызться в шею, – а именно туда она целилась.

      В груди онемело, хотелось глотнуть воздуха – но рот открывался и закрывался впустую, вдохнуть не получалось. Слишком сильно эта тварь врезала мне в солнечное сплетение. И слишком много она весила. Лапы давили мне в грудь как двухпудовые гири.

      Я ударил ее правой рукой, попытался столкнуть с себя, – но с таким же успехом я мог бы толкать бетонную стену. В груди жгло, я не мог вдохнуть, а тяжелые лапы выдавливали из груди последний воздух.

      Воздуха, хоть глоток воздуха…

      Тварь нависла надо мной, навалившись на левую руку всем своим весом. И моя рука, как я ни пытался удержать ее, пошла вниз… Все ближе к моему горлу…

      Я толкал тварь правой рукой, попытался нащупать ее шею, пережать горло… Сквозь плотную шерсть, под складками шкуры… Шкура подалась под пальцами, но и только. Под шкурой были мышцы. Такие, что я даже не мог схватить эту тварь за горло – мышцы были как камень. Куда уж их пережать…

      Воздуха, хоть глоток воздуха!

      Грудь горела, мышцы рук наполнил колючий жар. Все тело стало как чужое, едва слушается, – а серебристые глаза все ближе. Уверенные и невозмутимые. Знающие: рано или поздно рука не выдержит, упадет на грудь. И тогда придет черед шеи. Или второй руки, если успею подставить, когда она метнется к шее. Это не важно, одну руку придется перекусить или две. Все равно рано или поздно дело дойдет до шеи…

      Я бы попытался воткнуть пальцы в эти глаза, похожие на шляпки гвоздей, – да только я знал, что едва перестану давить правой рукой, в тот же миг моя левая рука упадет на грудь, открыв путь к горлу.

      Да и не помогло бы мне это. Тварь глядела мне в глаза – и я читал там слишком многое, чтобы надеяться, что удар в эти глаза спасет меня. Нет, даже тогда она не отпустит меня. Нет… Я могу ударить ее по глазам, могу воткнуть в них пальцы, и даже вырвать – но это ничего не изменит. Она найдет меня и слепая – по запаху, по дыханию, по ударам пульса в моих венах… Догонит еще раньше, чем я успею найти выход из этого подвала. Догонит и убьет.

      Я хватал ртом воздух – но вдохнуть не получалось. В грудь не входило ничего…

      Серебристые глаза совсем близко.

      Моя левая рука опустилась до подбородка. Нос твари, верхние клыки – прямо над моим носом. Из пасти несло сырым мясом, застрявшим между зубами, смрадом изнутри глотки…

      Серебристые глаза дрогнули – больше не смотрели в мои. Нацелились ниже. Туда, где моя шея, до которой осталось совсем ничего. Сейчас пасть разожмется, отпустит мою левую руку, которой я уже ничего не смогу сделать – и нырнет мне под подбородок…

      Я как мог отталкивал ее от себя правой рукой, – но теперь сжал пальцы.