Сполохи детства. Степан Калита

славу главного чтеца класса.

      Несмотря на любовь ко вполне взрослым книгам, вроде Майн Рида, мы все еще оставались детьми. Любимым нашим развлечением было расставить в углу комнаты солдатиков, и расстреливать их медицинскими черными резинками. При этом гарнизон был четко поделен на моих и володькиных бойцов.

      Я вырос из детских игр чуть раньше. И предложил Володьке как-то раз сменять целый мешок солдатиков на пару книжек Фенимора Купера. Он с радостью согласился. А вот мама Камышина, помню, была очень недовольна. Впрочем, обратный обмен так и не состоялся. У Володьки подрастал младший брат, и она сочла, что солдатики ему тоже пригодятся. А Купер у них есть еще – в собрании сочинений…

      В районной школе (которую все дружно звали «школа дураков», хотя это была обычная общеобразовательная школа) нравы царили звериные. Второкласснику зайти в туалет на втором этаже было просто опасно. Там обитали старшеклассники. Поэтому, если уроки шли на втором, все терпели до последнего. Или бежали на третий. Впрочем, и там можно было нарваться на хулиганов.

      Первый класс я заканчивал в другой, хорошей, школе. Поэтому не имел представлений, куда можно пойти, а куда лучше не соваться. Помню, как впервые увидел Банду. Так они называли свою компанию. Я зашел в туалет. В нос сразу ударил резкий запах мочи, хлорки и табачного дыма. Сквозь едкое облако почти ничего не было видно. Я разглядел несколько взрослых ребят в сизых клубах. Они учились тогда в седьмом классе. Но трое из четырех были второгодниками. Один из парней сидел на подоконнике, другие стояли рядом. Я торопливо подошел к унитазу, отделенному перегородками. В советской школе, как в армии, кабинки не были предусмотрены. Условия казарменные, и к контингенту никакого доверия. Я только успел расстегнуть ширинку, когда на плечо мне легла тяжелая ладонь.

      – Ты поссы, пацан, поссы, – сказал некто небрежным голосом, – а потом к нам подойди…

      – Ты кто? – спросил меня, когда я, робея, подошел, крепкий парень с рыжеватыми волосами и пятнами крупных веснушек на лице.

      – Степа, – ответил я с замиранием сердца, чувствуя, что попал в нехороший переплет.

      – А хули ты, Степа, в наш сортир пришел?

      – А я… не знал, что он ваш.

      – Ни хуя себе, он не знал, – Рыжий обернулся к товарищам. Посмотрел на них многозначительно. Затем снова уставился на меня. – Капуста есть?

      – Что? – не понял я.

      – Мамка на завтрак деньги дала?!

      – У меня… ничего нет, – ответил я, чувствуя, к чему идет дело.

      – А ну-ка, Самец, – попросил Рыжий, криво улыбаясь, – выверни пацану карманы.

      Невысокий верткий Самец торопливо обшарил меня, выгреб мелочь.

      – А говорил – нету, – Рыжий глянул на меня свирепо. – За вранье – фофан.

      Он спрыгнул с подоконника, подошел и, оттянув средний палец, сильно ударил меня в лоб. От боли и обиды глаза тут же наполнились слезами. Но я не заплакал. Сдержался.

      – Все,