Снег в Техасе. Павел Долохов

femme aux fesses de grès et d’amiante

      Ma femme aux fesses de dos de cygne

      Ma femme aux fesses de printemps

      Au sexe de glaïeul

      Ma femme au sexe de placer et d’ornithorynque

      Ma femme au sexe d’algue et de bonbons anciens

      Ma femme au sexe de miroir

      Ma femme aux yeux pleins de larmes…[7]

      Узнав подробности дела Сержа Викто́ра, Бретон пришел в возбуждение.

      – Это именно то, что нам нужно! Мы создадим второе дело Димитрова! Мы докажем нашу полную политическую беспристрастность! Клич «Свободу Сержу Викто́ру!» прогремит на весь мир. Мы разобьем стены сталинских застенков! Мы докажем, что слова писателей и поэтов чего-то стоят в этом мире!

      Был немедленно составлен план действий. Бретон свяжется с Мальро, как только тот вернется из Москвы. Мальро позвонит Горькому. Все они будут на антифашистском конгрессе, здесь, в Париже, в зале «Плейель» в июне. Они втроем, Бретон, Мальро и Горький, поднимут вопрос о Серже Викто́ре. Он будет на свободе!

      План показался Григорию полной чепухой, но спорить он не стал. Чем черт не шутит! Но дальнейшие события поставили план на грань срыва.

      У писателя Гольденбурга было особое чутье на политические перемены. Впрочем, не составляло уже особого труда почувствовать, откуда в Москве дует ветер. Там разогнали ассоциации пролетарских писателей, перестали устраивать выставки художников-модернистов, а их картины потихоньку убрали из музеев, запретили строить экспериментальные здания архитекторам-конструктивистам, а композиторов отчаянно ругали. Гольденбургу заказали статью о новой французской поэзии.

      Статья была быстро написана и без проволочек напечатана в «Литературной газете». В ней были строки, возможно, навеянные ночными бдениями в заведениях Монпарнаса: «…сюрреалисты – это компания сексуальных извращенцев, онанистов и педерастов, проповедующих фетишизм, эксгибиционизм и скотоложство… это ловкачи, умело прикидывающиеся сумасшедшими…»

      Статья прошла бы незамеченной – «Литературку» в Париже мало кто читал… Но на беду в издательстве «Галлимар» вскоре вышел сборник, где строки из Гольденбурга во французском переводе были приведены в статье под названием «Что пишут советские коммунисты о французской литературе». Эту статью прочитали многие, в том числе Бретон и его друзья с площади Бланш. Как-то раз, солнечным майским днем, Бретон повстречал Гольденбурга у бистро на бульваре Монпарнас. Гольденбург набивал трубку ароматным табаком «Кэпстен». Увидев Бретона, он радостно заблеял и протянул руку. В ответ Бретон отвесил Гольденбургу пощечину. Удар оказался сильным. Маленький Гольденбург полетел вверх тормашками и ударился затылком о ствол платана. Вокруг собралась небольшая толпа. Выбежал бармен и вылил на голову Гольденбурга бутылку «Виши». Кто-то подобрал погасшую трубку. Гольденбургу показалось, что в толпе вспыхнули блицы фотографов.

      Через час мокрый Гольденбург с подбитым глазом появился в посольстве на рю де Гренель:

      – Я стал жертвой подлой провокации со стороны троцкистов, маскирующихся под поэтов-сюрреалистов!

      На

7

Жена моя капризноасбестовоягодична /Жена лебяжьекрылозада/ Жена весеннежопа /Жена гладиолусо- Дальнозолотороссыпе-/ Мореводорослево- староконфетно-/И зеркальнопися /… И саванноока (пер. Е. Кассировой).