Матрёшкино счастье. Любовь Николаевна Кантаржи

ыба – всё гораздо проще и жёстче: старуха! Да ещё и у разбитого корыта.

      Она представляла себя, пригорюнившуюся, на берегу синего моря, возле деревянного, надвое расколотого корыта, как на картинке в потрёпанной книжке; она и фамилию художника помнила – Конашевич. Милые, уютные картинки из счастливого детства… Впрочем, пушкинская старуха не такая уж и несчастная – она-то хотя бы у моря живёт. И у неё есть муж! А у Марины только дочки.

      Всю жизнь она ждала чуда, ждала, что вот-вот случится что-то и придёт оно, счастье! На эскалаторе в метро, когда бывала в столице, вглядывалась в лица проплывавших мимо людей: а вдруг кто-то увидит её, обратит внимание и… произойдёт что-то, что изменит её судьбу! Как в песенке Алисы из Страны Чудес: «Чтоб кто-то куда-то меня пригласил, и там я увидела б что-то такое… Но что именно, право, не знаю!»

      И что же? Ей уже сорок один, жизнь почти что прожита, а его, счастья, всё нет! Хотя бы промелькнуло, хоть какой-то проблеск бы оставило, – нет и нет!

      – Матрёшка!! Мотечка, это ты?!

      Она вздрогнула.

      Её уже сто лет так никто не называл, для всех с детства она была Мариной, и только баба Оля – Баболя – ласково называла её Матрёшкой. Это бабушкино имя легко потрескивало на языке и пахло свежей липой – как пахнут пузатенькие деревянные куклы. Баболя и окрестила её Матрёной, в честь собственной бабушки – Марининой прапрабабушки – сначала в загсе, а потом и впрямь окрестила в церкви, а родители о крещенье и знать не знали – или не хотели знать. Но редкое имя в семье не прижилось. Родители его так и не приняли, – уж очень несовременным и неблагозвучным оно выглядело в век освоения космоса. Перед школой мама специально ходила договариваться с учительницей, чтобы девочку записали в классный журнал Мариной: опасалась, что к дочке приклеится обидное «тётя Мотя». Сама-то Марина ещё в подростковом возрасте твёрдо решила от ретро-имени избавиться. Поначалу думала сделать это в шестнадцать, когда пришла пора получать паспорт, – но тогда Баболя умолила её подождать. Внучка возмутилась было – чего ждать? – но бабушке уступила. Потом, когда на втором курсе Марина выскочила замуж и сменила фамилию, самое время было поменять и имя, но она снова уступила просьбам бабушки. А потом… Потом бабушка – любимая Баболечка – умерла, и Марина так и осталась по документам Матрёной, в память бабушки, – ей казалось это правильным.

      Спустя время бабушкину эстафету неожиданно подхватил Стас. Как только в минуты нежности он не называл её: Матрёшка, Матрёнка, Матрусёк и даже Матроскин. Но Стаса давно не было, и сегодня мало кто знал её паспортное имя, да и кому вообще это надо, кроме табельщицы на работе?

      – Матрёшка!! Мотечка, это ты?!

      Тёплый душистый ураган налетел и закружил её; Марине пришлось немного отстраниться, чтобы разглядеть лицо стиснувшей её в объятьях женщины.

      – Катька, ты, что ли?.. Катерина…

      Катя была одной из немногих людей, кому нравилось называть её Матрёной, – а она и забыла! Сколько же они не виделись! Она вглядывалась в нарядную рыжеволосую женщину в короткой модной дублёнке и высоких ботфортах, узнавала и не узнавала её.

      …Познакомились они в другой жизни, в другом веке, тысячелетии и даже стране. Им было тогда по одиннадцать лет, пионерский лагерь назывался «Юность», они оказались в одном отряде и влюбились в одного мальчика. На этой почве и сошлись, в молодости довольно тесно общались, потом перезванивались, а в последние годы как-то потеряли друг друга из виду. Катерина, невысокая подвижная хохотушка с пушистыми кудрями, распахнутыми золотисто-орехового цвета глазами и вздёрнутым веснушчатым носом, всегда была пухленькой, что, впрочем, нисколько её не портило. Сегодня же перед Мариной предстала стильная и неожиданно стройная – до худобы! – дама с модно уложенными волосами, и лишь их цвет да ямочки на щеках выдавали в ней прежнюю смешную девчонку. Марина помнила, что Катерина с мужем ведут небольшой семейный бизнес, и подумала, что дела их, по-видимому, обстоят вовсе не плохо.

      – Какая ты стала красивая, Катя, настоящая бизнес-вумен!

      – Да и тебе грех жаловаться, – радостно смеялась подруга, привычным жестом откидывая непослушную прядь со лба. – Ты же всегда была красоткой! – Она придирчиво оглядела Марину и удовлетворённо кивнула: красотка и есть!

      – Какая красотка, Катька? Я рыба… И даже старуха!

      – Почему это рыба? – смеялась колокольчиком Катерина. – И почему старуха? Рановато нам с тобой в старухи, до старух нам ещё пахать и пахать! Или ты уже бабушкой стала?

      – Нет, что ты…

      – А я стала, вообрази! Вася наш преподнёс сюрприз: женился в двадцать лет! Внучечка у нас, Алёнушка. Так что я теперь бабушка – но, заметь, не старушка! Представляешь, я тут на днях в автобусе стала место старушке уступать, говорю: «Садитесь, бабушка». А бабушка мне в ответ, грустно так: «Нет, милая, я не бабушка. Это звание ещё заслужить надо – внуками, – а у меня их нет, а теперь уж и не будет. Так что, я, милая моя, не бабушка, а просто старуха». И так мне её жалко стало!

      На мгновение Катино сияющее лицо пригасила набежавшая тень, но оно вскоре вновь озарилось улыбкой.

      – Ну