На грани доверия. Марина Васильевна Ледовская

необходима такая вещь! – воскликнул Вилли. – Если это Dunhill, то и цена, наверное, не малая?

      – Дешевле, конечно, «Фортуны», – пожал плечами Фертовский-старший.

      – А если точно? – Вилли прищурился.

      – Ну, зачем тебе её цена? Это же мой подарок.

      – Дедушка, мне просто интересно, – Вилли обнял его за шею, – конечно же, дело не в ней, а в самом подарке. Ведь его ценность в том, что именно ты мне его подарил, ты – мой родной дед, – при этих словах молодой человек выдал такую ласковую улыбку, что Фертовский-старший растаял окончательно.

      – Я точно не помню, около трёх тысяч долларов. Да, Бог с ней, – он махнул рукой, – мальчик мой, если бы ты знал, как я рад твоему приезду. Я прямо чувствую родство наших душ. Несмотря на то, что мы с твоим отцом теперь прекрасно понимаем друг друга, и Сашенька для меня большая отрада, всё-таки Николя не разделяет, ну вот хотя бы, к примеру, таких моих увлечений. Сколько раз я пытался ему поведать о моей коллекции, рассказать подробности, то у него нет времени, то ему откровенно скучно. Он так толком и не дослушал. Всё время куда-то едет, торопится, съёмки там, здесь, ему с семьёй-то побыть некогда. Нет, я не упрекаю сына, это его жизнь, и я люблю Николя. Но мы с ним разные, всё-таки разные, – он вздохнул, – а ты меня выслушал, проявил интерес.

      – Конечно, дедушка, иначе не может быть, – Вилли похлопал его по плечу. Старик и, правда, стал слишком сентиментальным.

      Вилли вернулся в дом отца поздно вечером – так засиделся у деда. Мог и уехать бы раньше, но предпочёл остаться и выслушивать воспоминания о своём детстве здесь – в России, потом пошли рассказы о жизни семьи в Великобритании, дед вошёл во вкус и в своих устных мемуарах стал упоминать уже юность. Молодой человек слушал вполуха, эмоционально-чувственная часть историй его вообще не интересовала, оживился он лишь при упоминании драгоценностей своей бабушки Софии, но та не отличалась сдержанностью и разумностью и наделала глупостей. Каких конкретно – дед предпочёл не посвящать внука. Но на неё был явно обижен.

      – И ты больше никогда её не видел? – спросил Вилли, выпуская колечки дыма. Они устроились в кабинете и опять курили сигары.

      – Нет, не видел и ничего о ней не знаю, – Фертовский-старший стряхнул пепел.

      – Она была красивой? Сохранился хоть один её снимок?

      – Ни одного, – покачал головой Владимир Григорьевич, – красивая? Да, очень. Я тогда выбирал себе жену по двум критериям – происхождение и внешние данные. Сейчас, спустя время, на женщин я иначе стал смотреть. Так сказать, хоть на склоне лет поумнел, – он смущённо крякнул.

      – И какой теперь твой взгляд на женщин? В чём ты поумнел? – с плохо скрываемой иронией спросил Вилли.

      – Самое главное в женщине – доброта, душевность. Умение понять, пожалеть, утешить. А ещё – умение любить.

      – Даже если она при этом монстр?

      – Монстр? – переспросил Фертовский-старший. – Что значит монстр?

      – Я не так выразился, – помотал головой Вилли, стал подбирать