В СВОЁ ВРЕМЯ. Воспоминания о современниках. Терентiй Травнiкъ

заговорила со снобами стихосложения и с пишущими интеллектуалами, и с теми, у кого поэзия – ради поэзии, со всеми лирниками и слагателями. Быть же поэтом народным – статья расстрельная, и это обязывает…

      Как среди цветов есть и полевые, и садовые, так и в русской ритмико-рифмической словесности присутствуют им подобные, но только не цветы – авторы. Будучи разными, и те, и другие стремятся к одному: к воле и свободе, без коих невозможно словотворчество на этой земле, а ещё – к правде. Здесь же речь пойдёт о полевых…

      Удивительно все-таки, насколько своевременно посылает Небо вестников совести на русскую землю. Приходят они из народа и остаются с ним на века. Есть оно в каждом из них – это щемящее и почти надрывное единство, единение в том, как отдавали и отдают они себя – полностью, без остатка, принося свою жизнь в жертву служению. Их было немного, но они приходили вовремя, но, увы, почти всегда не ко двору: уж больно ёмкими и глубокими оказывались их души. И все же они не только были, но и… есть.

      Раздвигая завалы революционного оползня, в России появляется «подрязанец» Сергей Есенин – наивный и трогательный, полный романтизма златовласый и голубоглазый бунтарь. Явный и, пожалуй, первый представитель российского полевого соцветия. С него, с его стихов, с его жизни – горькой и бесшабашной, полной чувств к женщине, к Родине, да и к самой жизни начинается истинно русская народная поэзия. Такого она выбирает для себя, такой она остаётся и будет с каждым, кто примерит её домотканую терновую рубаху, скроенную из бунтарства, пьянства и не по годам ранней смерти… Отныне народ не может без своего поэта, и дальше дело за малым – вымолить, упросить Небеса послать нечто подобное, точнее, кого-то… И Небеса слышат, и Небеса посылают.

      Гения Есенина хватило на десятки лет. Он сумел воскреснуть в своей лире. Увы, но война не дала состояться поэтам такого уровня, она их просто убила, но они, уверен я, были народными, и сохранились их имена: Павел Коган, Борис Смоленский, Николай Майоров… Кто-то из них был из полевых. Вот только война оборвала путь… Но незадолго до её начала один за другим – первый в январе тридцать шестого, второй в январе тридцать восьмого – пришли Николай Рубцов – с вологодчины, и москвич Владимир Высоцкий. Оба были из полевых, но заговорили они в шестидесятые, и опять слава и… пьянство, дерзость и запредельная самоотдача пошли рука об руку с ними. На этот раз у Высоцкого нашлась ещё и гитара, и тогда песня сделала своё дело – разлетелась по свету, а с нею и слово поэта. Оба ушли из жизни молодыми: Рубцов —в тридцать пять, Высоцкий – в сорок два…

      И опять Русь замерла в ожидании и вновь стала просить своего, народного поэта, и он появился, теперь уже в восьмидесятые. На этот раз эстафету принял череповчанин Александр Башлачёв. С этим невысоким, худым пареньком в страну пришло недолгое «время колокольчиков», что звенели с беспощадной жаждой правды, надломом, надрывом…

      И снова – пьянство