1 | Плато. Диалоги. Александр Левинтов

все слова.

      Слышу: «Чадо, се, отныне

      будешь ты в любви права»

      – Это хорошо, как сказка, – говорю я и делаю вид, что засыпаю. Теплая ладонь ложится мне на глаза и становится счастливо. Я сладко плачу и действительно засыпаю, сквозь кисею сна ощущая блуждающую ласку легких рук.

      – Тебе приснилась тогда твоя смерть.

      – Нет. Любовь.

      Мы лежим теперь в совершенной темноте и видим только друг друга – больше ничего не существует.

      – Это одно и то же. Любовь – это тренировка смерти, прижизненная попытка наших душ вырваться из теснин тела. Смерть – это акт любви, способ вырваться из любви себе подобных к любви Совершенного.

      – Наверно. Ты очень умный и я ничего не понимаю, что ты говоришь.

      – Не умный, а ученый. Умный говорит понятно. Мне трудно быть понятным, поэтому я лучше расскажу тебе разговор двух действительно умных людей, которые будут тебе понятны.

      – А о чем они говорили?

      – О том же самом, о любви и смерти. Конечно, я смогу передать этот их разговор только в той мере, в какой запомнил. И постараюсь не подменять их слова своими. Но память моя уже стара и слаба, она истощена и обессилена совестью. Только праведники и святые имеют чистую память и чистую совесть. Моя же память устала. Так слушай.

      А л к и в и а д: мой милый старый Сократ, солнце уже садится. Не пора ли нам возвращаться домой?

      С о к р а т: не спеши, мой мальчик. На вечерней заре так слышны и различимы прекрасные звуки небесных кифар; давай еще понаслаждаемся их мелодией. прижмись ко мне крепче, мой мальчик, дай мне насладиться упругостью твоих грудей, куда до них пышным и вялым сосцам женщин! Дай мне испить твердость твоих ягодиц, куда до них пышным женским седалищам! Дай моей руке испытать нежную твердость и горячую упругость твоего скакуна. Дай утолить мне мое горестное одиночество в твоей сомкнутой тайне!

      А л к и в и а д: ты неутомим, учитель

      С о к р а т: это ты вдохновляешь меня, неутомимо твое вдохновение меня. Ты – как бог, дарящий силы вдохновения и наслаждающийся работой, а не плодами вдохновения.

      А л к и в и а д: нежны и чутки твои руки, Сократ, сладки и призывны речи, мягки толчки твоего орудия во мне. Научи меня.

      С о к р а т: наука любви подобна науки смерти. Как науки они суть одно и то же.

      А л к и в и а д: как это?

      С о к р а т: что ты чувствуешь, мой мальчик, когда засыпаешь?

      А л к и в и а д: мне кажется, в это мгновение моя душа отлетает от меня в какие-то неведомые дали.

      С о к р а т: тебе верно кажется. Ведь сон, Гипнос – брат бога смерти Танатоса. Засыпая, мы ненадолго умираем, наши души покидают бренные тела и знакомятся с тем миром, куда потом отлетят насовсем. В этом полете их сопровождает сын Гипноса Морфей – он представляет эти миры в сновидениях. Тяжел и бесплоден сон без сновидений.

      Душам людей, творящих зло, Морфей шлет кошмары мрачного Аида – в этом ему помогает его тетка Немезида, богиня мести и отмщения. Души людей, свершающих Добро, посещают елисейские поля блаженства и забытья. В Аиде время бесконечно, в эмпиреях оно отсутствует. Поэтому кошмары тянутся так мучительно долго, счастливые же сны нам кажутся мгновенными и легкокрылыми.

      А теперь