Всяк бежит за своим светлячком. Анатолий Санжаровский

что ничего не принёс. Не получал шелестелки, а говоришь – получал. Иди, иди, – и показала, как бабушка в толчки выпроваживала отца из комнаты.

      – Значит, – враспал бухнул Митрофан, – замуж тебя на аркане не утащишь? А кем же ты будешь, как вырастешь?

      – Неве-е-естой! – с вызовом пропела Света. – И сразу пойду на пенсию!

      – О! – бросил в неё палец Митрофан и в знак высшего одобрения со всей силы, со всей моченьки саданул разом обеими ногами в пол – со стены свалилась побелочная пластинка. Ударившись о затёртый, чёрный шар на спинке кровати, пластинка мелко и светло брызнула во все стороны. – О! Устами младенца истина разболталась! Закормленная нонешняя молодёжь вона как к житухе притирается! Не в деревнюху сбирается она коровам титьки дёргать. Не на завод… А прямушко в невесты, якорь тебя! А из невест – на пенсию. У девок, говорят, «всего лишь одна в жизни пересадка. С родителевой шейки на мужнину…». А у неё другая пересадушка…

      Вошла старуха.

      Митрофан смолк, будто его слова обрезало.

      – Что за гром? – бегучим взором окидывая комнату, насторожилась старуха.

      – Да Светушка всё чудит, – досмеиваясь одними глазами, пресно проговорил Митрофан.

      – А-а… Эта нескладёха может, может… – И, взяв девочку за руку, вывела за дверь, легонько подтолкнула: – Почудила и хватит, давай спатуньки. С Боженькой топай в своё Сонино. Пора.

      – Нет, не пора…

      – Бегом отсюдушки! – шумнула бабка. – Не то по шлёпе добудешь!

      На судорожном вздохе Света без охоты уходит.

      Ни к кому не обращаясь, я спросил, не включить ли нам свет.

      – Зачем? – возразила баба Клава, приваливаясь локтем на край стола. Сесть ей негде и не на что. Похлопывая и потирая руки, вкрадчиво, плутовато проворковала: – По случаю случайному разве грех потоковать впотемни? Так дажно под интерес… Невжель кто полный стаканину мимо рта увезёт в Грецию? Есть такие?

      – Могут быть, – надвое ответил Митрофан, подсаживая меня локтем в локоть и разливая вино по трём высоким гранёным стаканам. – Ну, – подал мне крайний, – бери, Агнюша.[7] Утоптал до краёв… Смажь утомлённый организм! Посмотрим, смелюга ли ты. Выйдешь ли один на один с аршином[8].

      – А сам? – подначливо кольнула его старуха. – А ты сам-то смелун?

      – Я-то смелый стакановец… Можно сказать, герой, – лениво, врастяжку потянул Митрофан. – Тыщи разов выходил и валял!

      – Горькая это смелость, – вяло осадила его старуха.

      – Может быть, – уступил голосом Митрофан. – Но вспомнить приятно… Вот посмотрите… Пока свет ещё не весь ушёл, может, что и разберёте…

      Митрофан потянулся к чемодану – сторчаком высовывался из-под койки, – выдернул из его угла пакет, веером выплеснул на серёдку стола карточки.

      – Смотрите!

      Старуха наклонилась к самим карточкам. Поморщилась:

      – Пьянка во всех позах… Бухарик… Можно подумать, ты жил от буха до буха… Цельный бухенвальд!.. А я так скажу. Пьянка – она и есть пьянка…

      – Не пьянка, а культурный отдых от трезвых дел, испытание градуса на

7

Агнюша, Агний – непорочный.

8

Аршин – стакан.