Весенняя коллекция детектива. Татьяна Полякова

и принимать там душ – просто для того, чтобы чем-нибудь заняться!

      Из ванной она вышла мокрая, сонная и была рада тому, что Олежка спит – пульт на животе, рот полуоткрыт, голова свесилась.

      Олимпиада подложила ему под голову подушку – лоб был слегка влажный, спал Олежка крепко! – постояла над ним, вздохнула и пошла на кухню.

      Вот тут в дверь и позвонили.

      От неожиданности она уронила спички, которые моментально рассыпались по полу, чертыхнулась и пошла открывать, уверенная, что явилась Люсинда с очередным шедевром. Теперь, когда гитары у нее не стало, она исполняла свои песни просто так, притоптывая ногой и помогая себе рукой.

      Не буду я ее выгонять, решила Олимпиада Владимировна. И пусть Олежка что хочет, то и думает! Не буду выгонять, потому что у меня нет сил жить одной – после всего, что случилось почти на моих глазах!

      Она приоткрыла дверь и уже приготовилась было шептать, чтобы Люсинда заходила, только потихонечку и сразу на кухню, как выяснилось, что это не Люсинда пришла.

      – Добрый вечер, – сказал Добровольский. – Прошу прощения. Я могу войти?

      Если бы не дурацкая фантазия, которая решила насолить рассудку, Олимпиада не смутилась бы так ужасно!

      «И нечего смущаться, подумаешь, сосед! Эка невидаль!» – это уже рассудок вступил.

      Несмотря на то что рассудок был прав и ничего особенного не происходило, Олимпиада Владимировна юркнула за дверь.

      Добровольский, никак не ожидавший, что она начнет метаться, удивился.

      – Я не вовремя? – спросил он и отступил на шаг. – Я хотел бы с вами поговорить.

      – Вы… проходите, – сказала Олимпиада и сунула полотенце, которое было у нее на плечах, в какую-то куртку, что болталась на вешалке. – Я… сейчас.

      Что именно она сейчас, как-то быстро не придумалось, и получилась пауза, потому что войти Добровольский никак не мог – дверь открывалась плохо, да еще Олимпиада ее подпирала!

      – Все же, видимо, я не вовремя, – подытожил Добровольский через минуту. – С вашего разрешения я зайду завтра. Извините.

      – Нет-нет! – вскричала Олимпиада, соображая, что же ей теперь делать. На диване похрапывает Олежка, а сосед пришел «поговорить»! – Я просто не готова…

      Внизу гулко бухнула дверь – так бухала только одна дверь, за которой жили Люсинда и ее тетушка. Тетушка когда-то была бухгалтером на заводе, и бухгалтерию однажды обокрали. С тех пор она смертельно боялась воров и даже поставила себе металлическую дверь, единственную в подъезде.

      По лестнице затопали проворные ноги, и Павел Петрович оглянулся и посторонился.

      – Ой, здрасти, – запела Люсинда, – а чего это вы здесь, или опять кого прикончили?

      – Пока нет, – сказал Павел Петрович галантно. – А здесь я потому, что хотел поговорить с вашей подругой. И с вами я бы тоже с удовольствием поговорил!

      – Ой, правда? – Люсинда пришла в восторг. – Так чего же? Давайте говорить! Лип, а ты чего, не пускаешь его, что ли? Или