Я уже сказала нет. Елена Викторовна Борисова

меня нервировать ещё больше. Чувство того, что вот прямо сейчас в моей жизни должно что-то измениться, обострилось, поднявшись до критической отметки…

      Усадив меня за парту, она встала передо мной на колени, сочувственно вглядываясь в мои глаза.

      Господи, да что же случилось?

      – Дорогая, у меня для тебя письмо, от мамы, – замявшись, сказала она.

      Моё сердце, остановившись на секунду, рухнуло в пятки.

      – Что?.. Как… Как такое возможно?..

      Я стиснула готовую разорваться голову руками и не могла никак осмыслить услышанное.

      – Она написала его незадолго до своей смерти, и я пообещала ей передать его тебе в день твоего шестнадцатилетия. Я не читала его и не знаю, что в нём…

      И тётя Хэлен втиснула в мои дрожащие руки довольно пухлый конверт.

      – Читай, родная, если хочешь, то я выйду.

      Я какое-то время тупо пялилась на конверт, потом трясущимися руками очень аккуратно вскрыла его и разложила листы письма на столе. Долго всматриваясь в текст, написанный красивым ровным почерком, я не решалась начать чтение.

      – Какого чёрта, чего я боюсь? Мамы уже нет, что может быть хуже? Да ничего…

      Но я ошиблась.

      «Дорогое дитя, умоляю, прости меня. Я покидаю тебя. Душа моя кровоточит, оставляя тебя в столь юном возрасте, когда нужна тебе так сильно. Но господь решил всё за нас…».

      С каждой прочтённой строчкой моё сердце сжималось всё сильнее, а душу сковывал холод. По моему лицу текли непрошеные слёзы. Я всхлипывала, протирая ладонью залитые ими глаза, и продолжала читать.

      «На смертном одре я думаю только о том, что не могу покинуть тебя, не будучи уверенной в том, что ты будешь любима, обласкана, не одинока…

      …

      Твой отец и тётя дали мне клятву, что как только пройдёт время траура, они поженятся, и Кари сделает всё от неё зависящее, чтобы вы оба были счастливы. Прошу: постарайся полюбить её. После потери дочери ты единственное, что связывает её с этим миром…

      …

      Моё сердце разрывается от осознания того, что я не смогу проводить тебя в первый класс, не увижу выпуск школы, не узнаю о первом твоём поцелуе, не буду сгорать от счастья и гордости, видя тебя у алтаря… Но я надеюсь, что Карри сделает это за меня. Проживёт для вас ту часть моей жизни, которой волею небес я лишена…

      Я буквально слышала, как трещали камни стен, воздвигнутых мной вокруг души. Как содрогается фундамент моей неприступной крепости…

      Или это меня трясёт от переполняющих душу эмоций и осознания содеянного?

      Я была бы счастлива, если бы ты нашла в себе силы однажды назвать её мамой. Она в этом нуждается так же, как и ты.

      Прости меня…».

      Я была в шоке. Все мои поступки, всё моё поведение, ВСЁ было непростительным. Я вспоминала и слова, сказанные отцу, и обиды, нанесённые мачехе, через призму известного мне теперь и УЖАСАЛАСЬ…

      Да, я поступала ужасно, я была такой эгоисткой, что, ужасно боюсь, никогда не смогу смотреть на себя в зеркало без отвращения.

      – Господи,