Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе. Эмили М. Роуз

146. Брат Томас явно с радостью встал на сторону семьи Уильяма, не только укрепив посмертное почитание юноши и написав главный посвященный ему текст, но также всячески очерняя в этом тексте другого священника из церкви св. Михаила. Этот противник Ульварда, викарий Рэно из Экля, был, вероятно, коллегой некоего Ральфа, священника той же церкви, которого Томас Монмутский обвинял в том, что тот тайком взял, а потом вернул псалтирь, переписанную Томасом для себя147.

      Все остальные родственники Уильяма по материнской линии, которых можно установить, были связаны с церковью, или работой, или браком. Двоюродная сестра его матери вышла замуж за священника из Тавершема в Норфолке; его дед и дядя служили священниками, кузен – дьяконом, а брат принял постриг148. Учитывая такие обширные связи с церковью, становится более вероятным, что брата Уильяма, Роберта, приняли в норвичский приорат не как родственника святого, а благодаря его собственным многочисленным знакомствам. Более того, Томас пишет, что мать Уильяма похоронили на монастырском кладбище в Норвичском кафедральном приорате149. Ни в одном другом случае предполагаемого ритуального убийства мать юного мученика не хоронили с теми же почестями, что и ее дитя150. Семья Уильяма была так же тесно связана с церковью в смерти, как и в жизни151.

      Похоже, что тесные и долговременные связи с Норвичским собором имелись и у дяди Уильяма – Годвина Старта, священника, который обвинил евреев в убийстве своего племянника и стал основной движущей силой создания культа святого. Возможно, что первый епископ Норвича Герберт Лозинга (ум. в 1119 году) прямо обращался к Годвину в письмах. Если это действительно так, то у семьи Уильяма были гораздо более тесные связи с клиром собора, чем ранее предполагалось. Не исключено, что такие связи сыграли важную роль в последующем прославлении юноши как местного святого – может быть, роль столь же важную, сколь и история его убийства.

      Около 1154 года Томас Монмутский называет Годвина священником, но, вероятно, он все еще был дьяконом (то есть занимал более низкое положение в церковной иерархии). В это время он упоминается в одном из писем, которые епископ Герберт Норвичский посылал некоему Годвину и его брату Уильяму152. Епископ Герберт заверяет обоих братьев, что их отец примирился со своим братом153. Епископ также обращался к тому же самому дьякону Годвину ранее, когда упрекал его за отступничество от монашеских обетов: «Но если ты вошел в число наших сограждан и стал монахом нашего монастыря, почему же ты живешь в деревне?»154.

      Согласно документу, подписанному епископом Лозингой до 1119 года, некий дьякон по имени Годвин и его жена сделали щедрый вклад на церковь и собор. Муж отдал все свое имущество, земли и все права, проистекающие из владения «моей церковью в Крессингеме», чтобы монахи приняли их с женой «ради моей души и души моей жены»

147

Имена достаточно похожи, поэтому может быть и так, что здесь называется один и тот же человек. Латинское написание Radulfus (Радульф) и Rainaldus (Рэно) легко перепутать, а сокращения могли быть одинаковыми. Священник Ральф «приобрел [псалтирь] за три пенса, но услышав, что ее украли и что об этом часто объявляют в церкви, он замешкался с ее возвращением – возможно, от стыда, а может быть, потому, что его совратило желание оставить книгу у себя, это мне неизвестно. Это была воистину дорогая и драгоценная книга, способная вызвать желание обладать ею» – Vita. V, xi, 201–202.

148

В 1144 году сын Годвина Александр был дьяконом (Vita. I, xiii, 38); эту должность можно было занять только после достижения двадцати пяти лет, поэтому он родился до 1119 года, когда умер епископ Лозинга.

149

Джессоп и Джеймс, следуя Томасу Монмутскому, полагают, что эти последние почести полагались Эльвиве потому, что она была матерью мученика, но это также маловероятно. Jessopp and James. Life and Miracles, xiii and xiv.

150

Неясно, почему семью погибшего мальчика и высшее духовенство Норвича следует считать «маловероятными союзниками» в распространении почитания Уильяма. Об этом см.: Cohen J. J. Flow of Blood. P. 26.

151

Динн пишет о том, что в Средние века в Восточной Англии «богатые горожане использовали как церемонию, так и место погребения, чтобы утвердить свой статус в глазах живых, и этот статус сохранял свою значимость и после смерти» (Dinn R. Burial Patterns. P. 241). Если его выводы, сделанные касательно позднесредневекового Бери, применимы к Норвичу, это дополнит и иные намеки на то, что семья Уильяма принадлежала к местной элите (Р. 243): «Треть погребенных в аббатстве [Бери] были городскими клириками, которые, в силу того, что аббатство владело бенефициями обоих приходов, были тесно связаны с монахами. Миряне, просившие похоронить их в аббатстве, обычно принадлежали к элите Бери, которая хотя и спорила с аббатством за главенство в управлении городом, поддерживала с монахами тесные общественные и родственные связи». В XII веке есть много других сходных примеров. Mason E. A Truth Universally Acknowledged // Studies in Church History. 1979. Vol. 16. P. 181: «С начала XII в. Вестминстерское аббатство предлагало целый ряд духовных услуг мирянам, чтобы они делали вклады на церковь. <…> Погребение в самом аббатстве было одним таким вариантом, доступным с начала XII в., и монахи проявляли в этом вопросе удивительную широту взглядов».

152

Vita. I, iii, 16; I, xiii, 38; I, xvi, 43.

153

Лозинга пишет: «Ваш отец в безопасности, и все его желания исполняются». Goulburn E. M., Symonds H. The Life, Letters, and Sermons of Bishop Herbert de Losinga. Oxford: Parker and Co., 1878. Vol. 2. Letter XXVII. P. 87–88.

154

За несколько десятилетий до того, как было найдено «Житие», в XIX веке редакторы и переводчики писем Лозинги подозревали, что в этом письме он также обращается к дьякону Годвину. Goulburn E. M., Symonds H. Losinga Letters. Letter LV. P. 100, а также приложение G, 414.