Моя подруга Лиля. Елена Колина

этих же дней:

      Все равно

      Я знаю,

      Я скоро сдохну.

      Маяковский прекрасно осознавал свои „внезапности“ как психические сдвиги и в эти минуты „за себя не ручался“.

      Много раз мне приходилось быть свидетелем подобного „прорывного“ состояния Маяковского, и тогда становилось страшно».

      Лиля: «Всегдашние разговоры Маяковского о самоубийстве… Это был террор».

      Возможно, между ними была не одна такая история – с пистолетом, угрозами, внезапными звонками, бешеными играми… Один легко смиряется с данностями бытия – что будут старость, смерть, что любовь не вечна, тебя обязательно разлюбят, а другой не жалеет потратить на любовь всего себя, и из него рвется беспомощное и горькое – «Как же так?! Любовь не вечна? Тогда я не хочу жить!..» Невозможно до конца понять другого человека, как ему больно от чего-нибудь, от чего нам не больно!.. Маяковский, конечно, не считал, что он мучает Лилю, манипулирует ею. Он считал, что им самим манипулирует Бог:

      Вот я богохулил.

      Орал, что Бога нет,

      а Бог такую из пекловых глубин,

      что перед ней гора заволнуется и дрогнет,

      вывел и велел:

      люби!

      Знаете, о чем он просит? Бог выбрал для него любимую женщину. И теперь он просит – пусть ему будут муки, но только не такие жестокие, которые принесла ему эта выбранная для него Богом любимая. Эти муки невыносимы, и он просит Бога избавить его от любимой. Не от мук избавить, а от любимой, чтобы больше ее не любить, – какая страшная просьба. Как же Лиля его измучила, чтобы такое попросить!

      Ну, и опять все тот же вопрос: Лиля виновата? Что она была «сердце обокравшая, вымучившая душу»? Что с ней он был всегда возбужден и почти всегда несчастен? Что Маяковский был человеком с душой, повышенно восприимчивой к мучениям, с огромной больной чувствительностью? Вообще-то Маяковский в это время – картинка из учебника по психопатии.

      А в Лиле, должно быть, все это вызывало еще большее отторжение, презрительную гримаску – ну что же ты такой громкий и такой слабый…

      Виновата, не виновата, но у Маяковского с Лилей все было плохо, мучительно, неправильно. Не то что не было хоть какого-нибудь счастья, а просто – как жить?..

      В декабре шестнадцатого года Маяковский пишет Эльзе письмо, отличающееся от других его писем, информативно-вежливых, никаких.

      «Милый хороший Элик!

      Приезжай скорее!

      Прости, что не писал. Это ерунда. Ты сейчас единственный, кажется, человек, о котором думаю с любовью и нежностью.

      Целую тебя крепко-крепко.

      Володя.

      «Уже у нервов подкашиваются ноги».

      Ответь сейчас же прошу очень».

      Фраза «у нервов подкашиваются ноги» – из «Облака в штанах» – ужасно напугала Эльзу. Она решила, что речь идет о самоубийстве. И сейчас она бросится к Маяковскому и спасет его. Она же единственный человек, о котором он думает… и так далее.