Похвала любви. Истории и притчи. Наум Вайман

спросил он неожиданно.

      – Какая война? – искренне удивился я.

      – Как какая? На Ближнем Востоке. Египтяне ведь закрыли проливы.

      Я опять напрягся – нет, с этим типом надо держать ухо востро – и пожал плечами. Как можно равнодушней и тоном, предлагающим закрыть тему, обронил:

      – Не знаю.

      – М-да, – генерал вдруг опечалился. – Я виноват, конечно. Забыл, что мы не в Гайд-парке…

      – Деда! – одернула его Лена.

      – Да-да… – помрачнев, сказал Петр Наумович.

      – Знаете, был такой анекдот, – сказал я, не зная, как иначе разрядить обстановку, а может и «наливочка» подействовала, – англичанин и русский поспорили, в какой стране больше свободы, англичанин говорит: конечно, у нас, вот я, например, могу выйти на лужайку в Гайд-парке и публично заявить, что наша королева – дура! Подумаешь, сказал русский, я тоже могу выйти на Красную площадь и публично заявить, что ваша королева – дура.

      Анекдот, как видно, оказался для Петра Наумовича «свежим», и он заразительно захохотал.

      – Ну, раз такое дело, – он явно повеселел, – тогда последнюю. Всё, последнюю (это уже к Лене), – и стал разливать наливку. – Ваше здоровье!

      Мы чокнулись.

      – Только бы решились… – произнес он как-то в сторону.

      – Надеюсь, что всё обойдется, – сказал я на всякий случай, хотя генерал и не смахивал на дешевого провокатора. – Пошумят и перестанут.

      – Ну, нет, – Петр Наумович решительно покачал головой, – это не дворовая ссора! Там история узелок завязала.

      – Да уж, – говорю, – где евреи, там непременно случится какая-нибудь история.

      Генерал, ухмыльнувшись, погрозил мне пальцем.

      – Напрасно иронизируете, молодой человек, оно так и есть. Где евреи – там… Да, если угодно: там и история. А где их нет, или если они покидают какие-то страны, то страны эти зачастую оказываются как бы вне истории…

      – По-моему, тебе надо отдохнуть, – сказала Лена, разговор ей не нравился.

      Но Петр Наумович гнул своё:

      – Мы должны молиться (его «мы» не прошло мимо моих ушей, и я опять подумал, что может он действительно «скрытый»?), молиться! чтобы у них хватило решимости. Евреи должны воевать каждое десятилетие, чтобы хребет выпрямился. Впрочем, у них нет выбора. Есть эпохи, когда уже не люди, а боги вступают в спор…

      Обмен книгами на этот раз не произошел, генерал, прочитав мне лекцию о значении Библии для мировой культуры, пообещал достать «нормальную» книгу («эту надо с лупой читать»). Перечить не было смысла: я был теперь заинтересован развивать контакты.

      Лена, попрощавшись, ушла к себе. Генерал проводил меня до двери, однако, уже взявшись за ручку, неожиданно продолжил разговор:

      – А вот интересно, Наум, у вас есть желание творить историю? Когда мы были молодые, это было для нас самым главным, а нынешняя молодежь… как-то стремится «уйти в частную жизнь». Или я не прав?

      – Ну, – говорю, – тогда время было другое, и захочешь – не спрячешься. Да и вообще история нас не спрашивает.

      – Ой-ли,