Зеркало судьбы. Виктор Точинов

похлопал по кожуху «максима». Два пулемета, составлявшие груз брички, к отряду Фокина не имели отношения, – числились за ЧК, там с их помощью исполняли спецакции в глухом Шишкином овраге, в пяти верстах от города. «Максимам» и двоим пулеметчикам предстояло вернуться в город вместе с уполномоченным по исполнении здешнего задания.

      – Как обычно? – уточнил комэска. – На сельский сход всех посгоним, а там уж сами богатеев и прочую контру укажут?

      – Не надо схода… Вот как сделаем: двадцать человек с нами в усадьбу поедут. Поглядим, что там и как, может, не до конца все сгорело… Церковь-то тю-тю, так что кроме как в помещичий дом, нам заложников приткнуть и некуда. Остальных бойцов в Коммунарово пошли, и главным назначь, кто потолковее и грамоту хорошо разумеет.

      Чечевицын достал из внутреннего кармана кожаной тужурки сложенный вчетверо лист бумаги, протянул комэска. Объяснил:

      – Прикажи: пускай бойцы по всем дворам пройдутся из этого списка, кого найдут, – сюда пусть, до усадьбы, конвоируют.

      – Э-э-э… – догадливо протянул Фокин. – Ахен… тьху… иудушка твоя пособила? Раскаявшаяся, сталбыть?

      Уполномоченный коротко кивнул.

      – Всех гребсти? – спросил комэска. – Вплоть до дитёв малых?

      – Детей пусть оставляют, – решил Чечевицын после короткого раздумья. – А всех, кто старше пятнадцати, – сюда.

      …Темнело, и подробности они разглядели, лишь подъехав к усадьбе вплотную. Как в воду глядел чекист: помещичий дом выгорел на редкость удачно. Деревянные перегородки начисто сожрал огонь, и перекрытия второго этажа тоже, от крыши сохранилась малая часть. Однако на первом этаже пол, хоть и заваленный обгорелыми обломками, уцелел. А самое главное – на всех окнах остались кованые решетчатые ставни.

      – Ну вот, и выдумывать ничего не надо, – удовлетворенно сказал Чечевицын. – Туда и вон туда поставишь часовых, по двое, а в-о-он туда, на крышу уцелевшую, «максим» затащим. Как кролики в загоне будут сидеть, не дернутся. Кстати, там вон флигелек есть… да нет, левее гляди… у каретного сарая. Я в нем огонек заметил, за окном мелькнувший. Пошли людей, пусть разберутся. Думаю, нам с тобой, товарищ Фокин, тот флигель для ночевки как раз подойдет. А те, кто в нем сейчас, в сараюшке ночь перебедуют, небось не баре, кто-то из прислуги бывшей.

      Комэска послал пятерых бойцов, а после засомневался:

      – Слушай, а ежели те, с лесу, подкрадутся ночью невзначай? Да часовых ножичками… того… и пулеметчиков, чё на крыше? Пол-отряда мне с верхотуры положат запросто, пока сковыряем их оттуда…

      – Зачем им? – риторически спросил Чечевицын. – Мы одного заложника отпустим, пусть в лес идет… на рассвете или даже сейчас, если путь хорошо знает. Пойдет и скажет: амнистия, дескать, кто сам выйдет из лесу к усадьбе, того к стенке не поставят, – винтовку в руки и на фронт. А если не выйдут к полудню, мы заложников начнем из пулемета крошить, каждый час по десять человек. Посовещаются они, да и пойдут сдаваться.

      – Варит у тебя голова, товарищ Чечевицын…

      – Второй