Потерянная Афродита. Полина Ма

компании, где я работала и каждое утро наслаждалась запахом кофе, перемешанным с ароматом мужского одеколона. Меня держал в рамках отлично скроенный тёмно-синий костюм. Но стоило снять его и остаться один на один со своим телом, одолевали дрожь и ужас. Было так страшно, что казалось, вот-вот умру, кричала, боролась с приступами удушья, которые называла любовью. Это были моменты ощущения себя половиной человека, отрезанной от него тупым ножом и выброшенной на помойку. За три свидания с Вовочкой №2, а их было всего три, сквозь меня проходило какое-то вызывающее зависимость вещество, я не могла и часа без него находиться, без мужчины, которого почти не знала, даже не могла вспомнить его лица.

      Сегодня за обедом я всех насмешила. Сделала заказ и решила выкурить сигарету. Глубоко затянулась, выпустила в лица коллег серое облачко и подумала: «Зачем я курю?» Ответа, не нашла. Вдруг, вижу, заходят два принца, хотят присесть, но фыркают, что накурено и уходят. «Чёрт, зачем я курю, ведь не хочу же? – думаю я. А вслух говорю: «Почему пост не запрещает курение?». Коллеги мне хором: «Запрещает!» Я такая: «Да? Все!!! Больше не курю!» И целую сигарету затушила. Все грохнули от смеха. Мораль – мне может запретить что-либо только Бог, ну и Мужчина. Хотя Мужчина – это и есть Бог.

      А я результат восьмой беременности. Первые семь закончились абортами, но эта была особенной. Ее спокойное течение ясно указало моей матери на необходимость родить. Сначала меня назвали в честь бабушки, умершей во время войны от туберкулеза. Через двадцать два дня, отец открыл дверь, протянул матери свидетельство о рождении и сказал: «Посмотри, как зовут твою дочь!», затем смял в кулаке пачку «Беломора» и больше никогда не курил. Наверное, он любил меня как-то по-своему, даже не заметил восьмимесячный живот, появившийся к окончанию восьмого класса. Без конца орал на мать, иногда бил кулаком в лицо. Я мечтала о добром папе и о любви, которую никак не могла получить. Удивлялась, когда обнаруживала таких пап у своих подруг. Будучи взрослой, часто видела сон, где девочкой подглядывала за отцом в дверную щель. Он стоял с голым торсом и напевал песенку себе под нос. У него квадратные скулы и кожа коричневая, как шашлык. Его огромная рука взбивает кисточкой белую пенку в маленькой чашечке. На кухне мама так делала безе. «По-французски, это поцелуй», – говорила она. Папа кладет пену на свои шашлычные щеки и тоже взбивает. Ей кажется, что на них пекутся белые воздушные пирожные. Она изо всех сил сдерживает смех, но у меня ничего не получается. Он открывает дверь и делает безе на её щеках.

      В возрасте четырех лет я по пять раз в день меняла платья, потом мы с соседом играли с больницу в темной комнате. От его прикосновений я теряла голову, попадая в облако наслаждения. В семь обнаружила на своём белье красные пятна и подумала, что умираю. Болезнь тщательно скрывала. О школе помню мало. В третьем классе, мужик с фотоаппаратом поставил меня к стенду с названием «Календарь природы и труда». Я не хотела, отказывалась, так как волосы были не прибраны и платье помято, но он и слушать