Этюд в черных тонах. Хосе Карлос Сомоза

продвижение, подступает ко мне.

      Когда мы оказались рядом, я подняла глаза.

      И увидела манекен.

      Он сидел прямо, не проминая сиденья своим весом. В полумраке я разглядела острые скулы, непропорционально высокий лоб, но главное – орлиный, резко очерченный нос. Все остальное – тщедушное тельце, упакованное в пижаму, халат и домашние туфли, – могло бы подняться в воздух от легкого дуновения ветерка, причем внешний облик от этого не сильно бы переменился. Я вложила в свои слова больше оптимизма, чем чувствовала на самом деле:

      – Добрый день, меня зовут Энн Мак-Кари, я ваша новая медсестра, очень рада знакомству, мистер… мистер…

      – Мистер Икс, – удостоверил с порога Уидон.

      – Но его ведь зовут не так, правда? – переспросила я.

      – У него нет имени, – отрезал Уидон.

      Что за абсурд! Я решила разобраться с этим позже. Манекен не шевелился, и я наклонилась, чтобы рассмотреть его лицо. В полумраке его глаза показались мне какими-то странными.

      – Можно я отдерну штору, сэр? – спросила я, обращаясь к мистеру Икс.

      Однако незамедлительный ответ я получила от Уидона:

      – Нет. И выходите поскорее.

      Бухгалтер ощутимо нервничал. Я сделала реверанс и вышла; Уидон закрыл дверь.

      – Почему нельзя раздвигать шторы?

      – Мистер Икс не хочет, чтобы их раздвигали. Это необычный человек, подробности мне неизвестны; доктор Понсонби вас обо всем проинструктирует.

      Уидон вытирал платком вспотевшие лоб и шею, как будто мы только что выбрались из клетки с опасным хищником. И я подумала: подробности ему наверняка известны, просто он не хочет говорить.

      Но ведь Уидон – бухгалтер, рассудила я. Его отношение к душевнобольным наверняка искажено предрассудками и страхами профанов, которые сталкиваются с проявлениями безумия. Разумеется, это не мой случай.

      Я чувствовала, что готова приступить к уходу за мистером… мистером без имени.

      2

      Гетти Уолтерс отвела меня в комнату, которую мне предстояло занять в Кларендоне: сестры проживали в пяти маленьких помещениях под самой крышей.

      Назвать эту комнату «скромной» – значит ничего не сказать.

      Она была голая и крохотная. Зеркало вполовину моего роста стояло на комоде ровно такого размера, чтобы сбоку могла поместиться кровать. Свет проникал в комнату через окошко в скате крыши. Что ж, мне доводилось обитать в местах и похуже.

      Пространства вполне хватало, чтобы втиснуть кувшин с горячей водой, губку и мыло. Мой багаж и сложенная униформа лежали на кровати. Я сняла платье, вымылась и изучила униформу. Ее составляли chemise[3], пояс с подвязками, чулки, верхняя сорочка, черное, как будто траурное, платье с пышной юбкой, нагрудник, передник с карманами на поясе, накрахмаленные манжеты и воротничок с кружевами, туфли на низком каблуке. Наличествовала также смена того, что мы надеваем наедине с собой и без чего обходимся только в полумраке супружеского алькова.

      Впрочем, вы можете сходить в театр и увидеть там женщин даже без этой последней защиты

3

Сорочка (фр.).