Княжеский посох. Историческая повесть о великом князе Войшелке. Михаил Деревянко

идишь, Войшелк, – развёл священник руками, словно раскрыл их для объятий.

      Юный князь, ехавший во главе небольшой дружины, ловко соскочил с коня и сгреб Елисея в охапку.

      – Глазам своим не верю! Князь подался в монахи!

      – На всё Божья воля, – с мягкой улыбкой ответил Елисей.

      – Но зачем сменил ты княжий меч на поповский посох?

      – Долгая история. Давай-ка лучше обнимемся ещё разок. Давненько не видались.

      Войшелк хитро улыбнулся:

      – А монаху с грешными нехристями разве можно кумоваться?

      – Христос не запрещал.

      Обнявшись, други невольно предались воспоминаниям.

      – А помнишь, как рубили супостатов? – задорно спросил Войшелк. – Славное было лето.

      – Прекрасно помню. В монахи потому и подался.

      – Неужто мучают кошмары и преследуют нави?

      – Ещё как.

      – Они же вороги!

      – Твари Божьи.

      – Поганцы!

      – Человеки.

      – Нас они не пощадят.

      – Сие неведомо. И мы же не поганцы.

      – Собакам смерть собачья!

      – Не нам решать.

      Войшелк сочувственно покачал головой:

      – Ах, бедный Елисей. Совсем запутался. А я как раз дружину собираю. Пойдешь ко мне воеводой?

      – Да я отвоевался.

      – А может смерти испугался?

      – Хочу спастись, скрывать не буду.

      – Надеешься, помилует Христос.

      Елисей перекрестился:

      – Я в это свято верю.

      – Да он же сам слабак. Себя не спас.

      – Не тот силён, кто победил других, а кто собою смог пожертвовать.

      Войшелк хитро ухмыльнулся:

      – А помнишь любимую прибаутку моего батьки Миндовга?

      – Какую?

      – «Бог любит сильных».

      – А ещё Миндовг любит повторять, что «нет ничего лучше того, когда бог направляет мой меч на врага», – подхватил Елисей.

      – Вот видишь! – воскликнул Войшелк под одобрительный гул дружины. – Ты и сам всё знаешь. Так что Божья воля тут ни при чем. Нет лучшей доли, чем пасть в сражении. Душа убитого воя, подобно утреннему туману, воспаряет из пролитой крови прямо в ирей.

      – Кто-то должен за это молиться, – скромно заметил монах.

      – Пусть молятся те, кто не в силах поднять меч и натянуть тетиву. У нас иная доля. Разве ты не помнишь, как громили мы орды Койдана и Шейбака? Как справляли тризну на костях поганых?

      Елисей всё помнил. Разве можно забыть, как разнеслось, словно гром, страшное слово:

      – Татары!

      Ранним утром гонец промчался по Новогрудку, будя жителей тревожным криком. Взмыленный конь загнанно храпел, но из последних сил нёс всадника, роняя пену и высекая искры из булыжников, устилавших мостовую. На торжище, перед подъёмным мостом, ведущим в Замок, лошадь замертво рухнула, будто знала конечную точку бешеной скачки. Гонец, проворно выскочив из седла, ударил в билу и вновь огласил:

      – Татары!

      Разбуженный город зашевелился, словно муравейник. Гончары, кузнецы, оружейники, стеклодувы, златомастера, бояре, купцы, городские старцы, воеводы, сельские люди, прибывшие из окрестных и дальних хуторов и вёсок, спешно покидали дома и стекались на торжище по узким улицам города. Суеты не было. Все расположились на заранее установленных местах: в центре – старцы, бояре, воеводы и священники, а по кругу – сельский люд, стражники и ремесленники. Вече напряженно молчало в ожидании страшных вестей.

      – Молви, – обратился к гонцу городской воевода Остап Константинович.

      – Татары взяли Городень.

      – Сожгли?

      – Поток и разграбление, – горько выдохнул гонец.

      – А князь Юрий Глебович?

      – Убит.

      – Дружина?

      – Пала.

      – Рать?

      – Разбита.

      Гнетущая тишина нависла над вече. Из каждой семьи ушли вои на защиту Городени. Где они сейчас? Лежат на поле брани? Или в татарском полоне? Или бегут с позором? Одно другого не легче. Но ещё ужаснее было то, что дорога на Новогрудок теперь открыта. Испепеляющим смерчем прокатилось татарское нашествие по Руси. Киев, Ростов, Суздаль, Чернигов и десятки других некогда цветущих городов лежали в руинах, были разграблены и сожжены. Сдавшихся без сечи татары обложили унизительной данью, а непокорных убили или увели в полон. Первая волна нашествия не докатилась до Новогрудка, но местные жители слишком хорошо знали о нём от беженцев, нескончаемыми потоками хлынувших с юга и востока. Многие из них осели в Чёрной Руси. Да и в самом Новогрудке было немало ратников, успевших поучаствовать в сражениях с ордой. Все слишком хорошо знали, чем грозит нашествие. Поэтому главный вопрос воевода задал не сразу, а помедлив, но произнёс его спокойно, будто спрашивал