Серебряные крылья. Камилла Лэкберг

или возникнет желание прокатиться на настоящей яхте, напомни о себе.

      Развернувшись на каблуках, она вернулась к своему столику и уселась.

      Красный как рак Патрик Ульман что-то пробормотал своей спутнице, расплатился и выбежал прочь.

      Фэй помахала вслед его удаляющейся спине, допила вино и уже собралась встать, чтобы отправиться к себе в номер. Она мечтала опуститься в горячую ванну, смыть телевизионный макияж и забраться в постель.

      Ее мысли прервало вежливое покашливание. Обернувшись, Фэй увидела, что рядом стоит Давид Шиллер. В его глазах блестели искорки смеха. Раньше она не обращала внимания, какого цвета у него глаза. Лазурные. Как Средиземное море. В одной руке Давид держал бокал сухого мартини.

      – Хотел поблагодарить тебя, – начал он.

      – За что? – с вызовом спросила Фэй.

      – За то, что ты только что сделала. Этот твой поступок навел меня на мысль о моих дочерях. Я хочу, чтобы они выросли с уверенностью, что весь мир лежит у их ног, как когда-то казалось мне. Через несколько лет мои Стина и Фелиция станут как эта молодая женщина. И я так рад, что есть такие люди, как ты, стоящие на их стороне.

      От его слов в груди у нее что-то сжалось. Фэй подняла бокал, обозначая тост.

      – В чем суть взятки за молчание, если никогда не просить народ заткнуться, – ответила она. Давид, который как раз отпил мартини, рассмеялся, так что прозрачная жидкость выступила на уголках его губ. – Так говорила моя лучшая подруга Крис.

      – Выпьем за Крис, – ответил Давид.

      Он не обратил внимания, что она сказала в прошедшем времени, а Фэй не стала это подчеркивать. Боль оставалась слишком сильной. У нее даже не хватало сил на то, чтобы общаться с Юханом – тем прекрасным мужчиной, с которым Крис обвенчалась на смертном одре. Он слишком напоминал Фэй о том, что она потеряла.

      Она снова взглянула на Давида. Пожала плечами, сама не зная чему – вероятно, своим прошлым возражениям, – и спросила:

      – Не хочешь присесть?

      Они заказали новые напитки: сухой мартини Давиду и джин с тоником для себя.

      – И давно ты живешь в отеле? – спросила она, отставив свой бокал. – Ибо я подозреваю, что ты живешь здесь. В противном случае у тебя нездоровая склонность постоянно болтаться в «Гранд-отеле».

      Давид поморщился:

      – Я живу здесь уже две недели.

      – Долго. Есть для этого какие-то особые причины? Зачем жить в отеле, имея виллу в Сальтшёбадене?

      Он вздохнул:

      – Я в состоянии развода с мамой девочек.

      Достав из своего напитка оливку, отправил ее в рот и произнес, обведя рукой вокруг:

      – Бывает и хуже. Как-никак я живу в «Гранд-отеле». Всего в нескольких шагах отсюда на тротуарах спят бездомные, у которых не хватает денег заплатить за самую примитивную ночлежку. Остается посмотреть правде в глаза. Юханна справляется с материнской ролью куда лучше, чем я с отцовской, как бы я ни старался, так что более чем логично, что она осталась с ними в нашем доме. Но, черт подери, как я по ним скучаю…

      Фэй отпила глоток джина с тоником. Ей понравилось, как он