Круг земной. Робер Дж. Гольярд

шлёпнулся бы в жижу, глянцево черневшую у ног, не более того. И всё же Алуну стало не по себе. До пятнадцатого дня ещё оставалось не меньше шести-семи ночей, но темнота сама по себе, да ещё на болоте, выдавливала струйки холодного пота на спине. Бросив взгляд туда, где болото сливалось с таким же по цвету туманом (всего-то шагах в тридцати), Алун сплюнул, развернулся, как вдруг звук привлёк его внимание. Не кулик, не цапля, не журавль… вообще не птица. Он вздрогнул всем телом, внезапно осознав, что источник звука находится совсем рядом, у кромки воды. Какое-то… короткое карканье.

      Поудобнее перехватив посох (предшественник нынешнего, тоже с медным концом), Алун сделал шаг вперед, и тут что-то с силой ухватило его за щиколотку. Трактирщик взвизгнул едва ли не по-бабски и с силой вонзил в воду заточенный оконечник. Нечто показалось из воды с хрипом, но ногу не отпустило. Отбросив корзинку в сторону, Алун ударил ещё раз и ещё. «Не… на того… напала, тварь», – бормотал он между ударами.

      Нечто затихло. Алун присел на корточки, пытаясь отдышаться. «Рыба… здоровенная», подумал он, сразу обругав себя за тупость. Ага, рыба схватила его за ногу.

      Он пошарил в поясном кошеле, запалил трут, и тут же выронил его в испуге. Оно лежало, скрытое тёмной водой, и мгновенная вспышка огня осветила торчащую над поверхностью кисть руки. Вполне себе человеческую. Он поднял трут, раздул огонь.

      Рука, как есть рука.

      Торопясь, Алун сгрёб в кучу ветки, сухую траву и зажёг костерок. Осторожно, стараясь не поскользнуться, нашарил в воде другим концом посоха и не без труда вытянул на берег… человека. Тот был мёртв как дважды-два: из нескольких ударов не меньше двух-трёх пришлись по голове. Алун поднял повыше ярко полыхавшую смолистую ветку. Покойник был весь в грязи, штанах чуть ниже колен и когда-то меховом жилете на голое тело. Очень тощее тело, надо признать – будто человек не ел не то, что неделю, а куда дольше. «Как он добрался-то сюда? По воде аки посуху?» Алун стянул с него жилет, внимательно осмотрел: ни чешуи, ничего животного или чудовищного. Просто человек с торчащими рёбрами. Просто голодный человек, пришедший из-за Топи. Алун замер, пронзённый мыслью.

      Я убил человека.

      Теперь они придут за мной.

      Дрожащими руками, то пятернями, то помогая себе ножом, Алун выкопал яму, благо почва ближе к берегу была мягкой и илистой, бросил туда мертвеца и закопал, щедро насыпав сверху земли и листьев.

      Никто не видел. И они не видели. Потому что для них не время ещё.

      Он рыл и рыл землю, торопясь, и как заклинание мысленно повторяя раз за разом последнюю мысль: они не видели, для них ещё не время, не видели, не видели.

      И только дома, хлопнув дверью и крикнув жене (благо, та возилась на кухне), что спустится в подпол по некоей надобности, обнаружил, что зачем-то прихватил с собой ту самую жилетку. Алун в ужасе зашвырнул её в самый тёмный угол, придвинул ящик: «Надо будет сжечь как-нибудь». Остервенело мыл руки водой из бочки, вычищал въевшуюся болотную грязь. Айри ничего не заметила. А наутро, едва дождавшись, когда она отправится на рынок, отодвинул ящик и достал жилетку с твёрдым намерением