Как ты там?. Фёдор Вадимович Летуновский

ним, как правило, это был единственный человек в их шайке, имеющий разум.

      И вот теперь один из предводителей толпы сидел рядом с нами, и от работы зачатков его интеллектуального процесса зависело то, что произойдёт в следующую минуту.

      Он молча сидел между нами, смотрел в перспективу бульвара, и в какой-то момент по его умиротворённому взгляду стало ясно, что этот человек не безнадежён.

      – Да, тут действительно красиво, – сказал, наконец, он, – Ладно, сидите, отдыхайте.

      – Пошли дальше, – продолжил он, подойдя к своей многочисленной стае, – Это нормальные ребята, их не трогать.

      В тот день мы вместе гуляли до полуночи.

      От Арбата мы дошли пешком до Киевского вокзала, ещё не такого страшного, каким он станет через пару лет, а оттуда двинулись по набережной, беседуя о литературе.

      Я всего неделю назад прочитал «Симфонии» Андрея Белого и был под впечатлением, а Илюша сказал, что дома у него есть роман «Петербург» и он вполне может дать мне его на один месяц.

      Мы дошли до закрытого на вечный ремонт метромоста станции «Воробьёвы Горы», пролезли под бетонным забором и очутились на заброшенной территории у реки. Трава здесь росла выше моей головы, поэтому, не смотря на грохот поездов на высоте прямо над нами, мы ощущали себя персонажами фантастической истории, нашедшими дверь в иное измерение.

      Сидя на стальной балке над рекой, Илюша рассказал мне о своём плане обустройства коммуны в деревне его предков под Рязанью. Это была его первая идея и, конечно же, весьма утопическая.

      Она заключалось в экономически независимом поселении, состоящем из творческих людей, которые будут всё делать сами. Сейчас бы её назвали чем-то вроде гибрида экологического фермерства и арт-деревни – Илюша опередил эту моду на двадцать лет. Впрочем, это всегда было ему свойственно, поэтому результатов добивался не он, а те, кто в последствии подхватывал его идеи.

      Илья вдохновлено говорил о том, как люди сами будут «возделывать свой сад» и заниматься искусством, а деньги понадобятся там только для коммуникации с внешним миром – покупки техники или оплаты электричества.

      Я слушал его внимательно, но с сомнением.

      Напротив нас возвышались Воробьевы Горы. В то время они – как и Парк Горького – имели дурную славу – мрачное место, где бродили толпы «урлы» из близлежащих районов и субтильным молодым людям там не стоило появляться. Чего стоит одна только история о том, как гопники ловили гуляющих людей и скидывали их с лыжного олимпийского трамплина, после чего они ломали себе руки и ноги.

      И два этих мира – шпаны и неформалов, оба были лишены созидательного начала.

      Среди людей, с которыми мы тогда общались, было слишком мало тех, кто умел работать руками. Как говорил тогда мой папа: «хиппи – это бездельники». Персонажи с Гоголевского бульвара были в большинстве своём расслаблены и инертны. Они предпочитали стрелять деньги на портвейн у гуляющих по Арбату прохожих, ходить павлинами перед симпатичными девушками и