Мы не рабы. Валерий Попов

проговорил кто-то рядом.

      Я и сам чувствовал, что «ну вот»… Я тяжко вздохнул, нагнулся, взял крупную гальку, завел руку за спину. «Булыжник – орудие пролетариата!» – вспомнил я… Но и мой камень кое-что весил. И висел в ладони за спиной. Ну что… отпускаем? До «СЛАВЫ КПСС» мне все равно не добросить. Но вот достойная цель – стеклянный ларек «Союзпечать»… прозвенит громко. За стеклом хмуро улыбался тогдашний вождь. Не уходить же так? Кем бы, после этого, я себя считал? С хрустом сустава я выпрямил руку и метнул орудие. Камень полетел, ломая струи, со звоном разбил стекло ларька и упал в лужу. Протест? Протест. Стеклянные осколки, как пики, теперь окружали портрет вождя… ну вот и приехали.

      «Вася же» ухватил меня за грудки и втянул внутрь. Сбылась мечта! Вот я и не под дождем. Заметил, что за мной и все протискивались сюда, в тепло. Вася был прикован ко мне и не мог им препятствовать, а дежурная, что удивительно, рыдала. Победа? Но прочувствовать я ее не успел – Вася ухватил меня за длинные (тогда) волосы и стащил по крутой лесенке вниз, в служебное помещение, и там от всей души врезал. Носом хлынула кровь, прямо в стену. У меня это быстро. Вася не то чтобы расстроился – но задергался: стены его учреждения в крови – не совсем комильфо, не в стиле нового времени. Уложил меня на шконку за решетку – но решетку не закрывал. Убежал, послышалось сипение воды, и он накрыл мне лицо мокрым вафельным полотенцем. Блаженство! Но удаль еще гуляла во мне – я резко сел, полотенце сползло. Тут Вася вспылил, крепко затянул полотенце на моем лице узлом сзади, упираясь мне в спину коленом, брякнул казенной решеткой и так же звучно запер ее. «Хватит! – дал мне понять. – Люди с погонами тоже люди!» И лишил меня кругового обзора: полотенце лишь чуть просвечивало. И уши он мне затянул, и со звуком было небогато. Но голосок его доносился. Вася оказался безумным карьеристом – мое задержание показалось ему началом взлета карьеры, дело казалось ему гораздо более важным, чем мне. Он звонил в самые разные места, ища оценки своим действиям и рассчитывая на самую высокую.

      – Ну как же, товарищ подполковник! Неужели не… Слушаюсь!

      Брякала трубка – и тут же снова журчал диск. Я мучился: не оправдаю его надежд!

      Но страдал я не только от этого… Прямо скажу: в основном не от этого. Мокрое вафельное полотенце, усыхая, стягивало лицо так, что даже сердце набухло.

      Голос Васи становился все неуверенней. Неужто так и не нашел поддержки? Сочувствую ему. По малейшим оттенкам начальственных голосов он пытался сориентироваться – какую тему разыгрывать, чтобы сорвать куш? Полотенце душило. Не знаю, где Вася учился, но предмет «пытки подручными средствами» он явно не прогуливал и имел талант. А вот с продвижением… Он все никак не мог оторваться от диалога с властью. А я – погибал! Полотенце, ссыхаясь, сжималось – а лицо, мне кажется, распухало. При том – я считал неудобным несвоевременными криками и стонами прерывать чей-то деловой разговор. На каком-то нестерпимом пике боли я то ли вырубился, то ли заснул. И вдруг – словно прозрел. Видно, в пыточной моей рассвело.

      Тишину прервал какой-то до боли знакомый голос. Но ни с чем хорошим он