Карлсон, танцующий фламенко. Неудобные сюжеты. Наталья Рубанова

соседская девочка, одетая в цыганское платье горохом (виден лишь край), открывает дверь в нашу старую квартиру на Чистых. Сначала появляется её нос, затем пухлая рука, и лишь через минуту в коридоре оказывается тело целиком. Обута толстуха в туфли на каблуках (новые туфли моей мамы!) – ими-то и отбивается этот ни на что не похожий ритм: удар каблука и подошвы по полу создают иллюзию барабанной дроби. Вскоре я замечаю, что рядом с ней и на самом деле выстраивается целая шеренга барабанщиков: все они – лилипуты – маленькие, старые и некрасивые. Мне становится страшно, но толстая девочка танцует для меня одного – маленького худенького мальчика, прячущегося за шторой: и глаз отвести невозможно.

      Во дворе её зовут Карлсоном не столько из-за веса, сколько из-за невероятной подвижности.

      Дальше опять неинтересно.

      Но, чёрт возьми, оставалось несколько дней. А там, у кафе, оставалась байлаора!

      Она ещё готовилась, она вся была только-только, на подступах… Музыка – знойная, тягучая – несла: сначала медленно (грациозный поворот головы), потом чуть быстрее (пошли руки), и вот, кажется, сейчас-то она и припустит, даст жару, но не тут-то было: она снова пряталась в томительную негу рук-вееров, и всё начиналось сначала – и всё продолжалось бесконечно, беспощадно, безнадёжно долго… Потом казалось, будто байлаора стоит на месте, и лишь шелестит юбками, но вот она уже качнулась, вот уже повела бедром, и пошла… пошла… прямо на меня и пошла!

      Я стоял, как истукан, не веря глазам: это была она, она, толстуха с Чистых – я не мог ошибиться!!

      …но её сияющая кожа… Толстуха с Чистых!

      …но её тело…

      Толстуха, это же моя толстуха!!

      Я попытался пробраться к ней после, но мне преградили дорогу двое: едва ли имело смысл связываться с такими.

      До Мадрида самолётом пять часов, до Барселоны – четыре. Я не знал, куда хотеть: мечтал улететь просто. Отсюда – туда. Ткнуть пальцем во вторую попавшуюся точку на карте мира. Представив, что это небо. В котором никто не скажет: «Ты должен…». Или: «Вы должны…»

      А юбка взлетает, обнажая на миг стройные ноги: Карлсон, танцующий фламенко.

      колыбельная

      [НЕ ПЛАЧЬ, ЭТО НЕ ИМЕЕТ БОЛЬШОГО ЗНАЧЕНИЯ!]

      От Казани Мишка пришёл в восторг – ещё бы, впервые за столько лет выехать из злосчастного ПэГэТэ, где отдавала богу душу мамулина молодость! А мамуля смотрела снисходительно, она всегда будто б снисходила: и к сыну, и к ПэГэТэшной аббревиатурке – населённому пункту эконом-класса, посёлку городского типа, ради четырёх стен в котором лет пять уж как взяла, да пропади всё пропадом, кредит. Взяла – и тут же отрезала папулю от райской их, как казалось тогда маленькому Мишке, жизни. Папуля – басист не шибко искромётной рок-группы, игравшей нерегулярно по ночным клубам, – окончательно исчерпал лимит мамулиного доверия. Однажды ночью она собрала вещи, а утром, пока папуля отсыпался после джем-сейшена, хлопнула входной-выходной дверью, да и перевезла нехитрый скарб – вместе с Мишкой