Безобразная Эйвион, или Сон разума. Робер Дж. Гольярд

ни земель, коих в Гази просто не было, ни особых титулов, но лишь право на почёт и уважение, много обязанностей, а в довесок – часть своих доходов. У Эйвион широко открылись глаза, когда Тар’иик мимоходом упомянул о том, что по милости шейна Мааг’сума он обладает правом рыбной ловли в Гази. Тар’иик, заметив её изумление, изрядно развеселился.

      – Да нет же, – едва не поперхнувшись вином, сказал он, – это означает, что мне причитается десятая часть налогов с продажи рыбы на здешних рынках. Но я должен следить за тем, чтобы прочие доходы неукоснительно поступали в Белый дворец.

      Шейн, как и каждый из его советников, запросто мог взять в жёны любую женщину, даже рабыню, которая, если устраивала своего господина в качестве наложницы, становилась харим, «любимой», а если приносила ему ребёнка, переходила в ранг «ихтиб», то есть «уважаемой».

      С другой стороны, сам Тар’иик являлся Красным советником в пятом поколении, его мать была дочерью другого Красного советника, а нынешняя жена, Зурифе – дочерью одного из нынешних Зелёных. Советники как бы составляли одну знатную группу, но легко могли лишиться своего места и даже жизни по прихоти шейна.

      Услышав это, Эйвион сделала для себя кое-какие выводы. Про Зурифе она ничего у господина Тар’иика не спрашивала, но знала, что у них нет детей.

      – Вообще-то, – шепнула ей как-то раз её подружка Айят, – этого вполне достаточно, чтобы отказаться от жены. Не понимаю, чего он тянет, и почему не возьмёт ещё одну.

      А Эйвион теперь поняла. Вряд ли он может, даже если захочет, просто так выгнать со двора дочь Зелёного советника.

      Ей даже стало жалко Зурифе.

      Эйвион давно её не видела, но знала, что Зурифе почти не покидает свои покои на женской половине, как, впрочем, все жёны знатных чиновников. На вид ей было около двадцати пяти лет; с большими грустными глазами, всегда густо подведёнными сурьмой, тонким носом, и пухлыми губами. Со слугами она вела себя доброжелательно и спокойно, но, как сейчас догадывалась Эйвион, это спокойствие ей дорогого стоило.

      Один раз ночью, уже в своей опочивальне, Эйвион, внезапно проснувшись, села на кровати, уставившись на тусклый огонёк, пляшущий в лампе. А вдруг она понесёт от господина Тар’иика? Она, конечно, ещё очень молода, но мало ли? Бывает, что рожают и раньше. Что тогда будет с Зурифе? И кем станет она сама? Эти мысли не давали Эйвион уснуть до самого утра, и только когда уже забрезжил рассвет, она забылась неспокойным сном на сбитой в комок простыне.

      Прошло, наверное, уже около месяца, когда господин Тар’иик вызвал Эйвион в неурочный час. Он сидел в своём кабинете, небольшой комнате с пышным ковром на полу, и стенами, заставленными книжными полками. Его лицо было сосредоточенным и хмурым, а в руке он держал развёрнутый лист пергамента, который при появлении Эйвион небрежно бросил в ящик стола.

      – Мой господин звал… – начала она, но Тар’иик лишь махнул рукой, приказывая замолчать. Затем внимательно оглядел Эйвион, так, словно видел её в первый раз.

      – Завтра утром ты отправляешься