Успеть до полудня. София Эс

органы. Кричу! Хочу уползти, но та дрянь, что мне вкололи, превратила мышцы в безвольные ленты, я не могу ими управлять.

      Меня трясло. Не выходя из трансового состояния, продолжая ощущать все, через что проходила молодая тигрица, я старалась нащупать ее более ранние воспоминания. Мне важно было увидеть не только сам момент смерти, но и то, что ему способствовало. Уловив образ матери, промелькнувший среди ужаса, боли и усталости, я нырнула еще глубже.

      Рыжая женщина с янтарными глазами качает на руках малютку. Что-то говорит, улыбается. Мне нравится ее улыбка. Нежная. Любующаяся совершенством на ее руках. Каждое прикосновение наполнено осторожностью, священным трепетом, благоговением.

      Скольжение по линии времени, и я вижу уже другие события.

      В рыжие волосы прокралась седина, но янтарные глаза все так же светятся искренним обожанием. Я любуюсь моей мамочкой, она у меня самая лучшая. Она та, что дала мне все. Какой ценой – только ей известно, ведь отца я потеряла в раннем детстве. А мама… Мама одна сделала все, чтобы я ни в чем не нуждалась. Сегодня у меня отчетное выступление в танцевальном классе, и я готова. На мне идеальное платье, тело помнит каждое движение. Я смогу.

      Распахнула глаза. Графитовое небо тут же спикировало на мою больную голову, и глаза пришлось закрыть.

      Во рту было отвратительно. Вкус ржавого металла с глотанием проникал в гортань, отравляя все живое до самого желудка. Последний возмущенно взбрыкивал, посылая все и всех. Эта страшная смесь озлобленного отторжения с беспомощностью его обуздать поднималась во мне вверх горечью.

      "Сейчас вырвет", – мелькнуло в голове. Успела только завалиться на бок – вырвало.

      Хотела подняться, но надвинулась чужая эмоция брезгливости и задавила на корню этот порыв.

      Из носа капало уже на руки. Хорошо так капало. Обильно… А некто особо брезгливый все не отходил, лишь усиливая степень своего отвержения.

      Ну не нравится тебе зрелище – отойди! Ни себе, ни людям, дохлый вурдалак!

      Закашлившись, я начала подтягивать себя наверх. Там засуетились, чьи-то пальцы вцепились в плечо и, потянув, помогли мне сесть.

      Вирейского слизня тебе в брюхо! Голова кружилась неимоверно.

      О нет! Про слизней это я зря!

      Тошнота вернулась под самое горло, и я глубоко задышала. Когда немного полегчало, снова осторожно открыла глаза. Один из патрульных сидел рядом на корточках, в его вытянутой руке были пачка салфеток и бутылка воды. Изобразив улыбку (как смогла, тут уже без претензий), взяла воду. Сделала пару глотков, умылась – звон в ушах отступил, кровь больше не заливалась в рот, полегчало.

      – Медиум? – сопереживающе спросил патрульный. Голос у него был мягкий, немного печальный, как шелест листвы в остывающем осеннем ветре. Конец уже близок, он неизбежен, и оттого немного грустно, но вместе с этим есть повод еще более чутко относиться к себе и окружающим в эти оставшиеся считанные дни.

      Неопределенно пожала плечами. Кто его разберет,