Закрой гештальт. Анна Беглар

папу зовут не Димой, а Антоном, и бить маму он никак не мог. Во —первых, он – противник насилия, во-вторых, у них разные весовые категории. Скорее мама побила бы папу.

      Максим Сергеевич участливо посмотрел на нее, а потом спросил:

      – Какое у вас самое раннее воспоминание из детства, Яна Антоновна?

      IV

      Яна сидела в машине, и третий час подряд смотрела, как по лобовому стеклу стекают капли дождя. Ворошить или нет прошлое? Имеет ли это смысл теперь? Она никогда не понимала приемных детей, которые начинают разыскивать настоящих родителей через долгие годы. Зачем? Но плач за стеной продолжал звучать в ушах. Как все произошло? Почему меня бросили? Может быть, психолог все же ошибается? Яна все же набрала номер матери:

      – Здравствуй, мам. Нет, нет, я в порядке. Скажи, а папа дома? Нет? Это хорошо. Мама, нам надо серьезно поговорить. Наедине.

      …Лидия Семеновна встретила Яну только что испеченным манником.

      – Руки мой, дочка, и скорее за стол. Почаевничаем с тобой. Ты опять, что ли на диете сидишь? Худющая стала, одни глаза торчат.

      – Пахнет как, – Яна с наслаждением вдохнула аромат свежеиспеченного пирога. – Нет, мама. Просто никак не приду в себя после случившегося.

      – Убить его мало, Стаса этого. – Лидия Семеновна грохнула чайником о стол. – Не представляешь, что мы пережили, пока тебя искали, чего только не передумали.

      – Мама, сядь, пожалуйста. – попросила Яна. – Я должна спросить у тебя одну вещь. Не обижайся, пожалуйста. И не лги ради моего спокойствия. Это правда, важно.

      – Что случилось, Яночка? —непривычно тихо спросила Лидия Семновна.

      – Как я к вам попала, мама? Только не отшучивайся про капусту и аистов.

      – Почему ты спрашиваешь, Яна?

      – Я была у психолога. Меня мучает один и тот же сон. Женский плач за стеной, крики. Я должна помочь, но я не могу пошевелиться. Врач предложил гипнотерапию, и я согласилась на один сеанс. Под гипнозом я рассказывала странные вещи. Такого никогда не могло произойти ни с тобой, ни с папой. Пожалуйста, скажи мне, что врач- шарлатан, и я успокоюсь.

      Лидия Семеновна с трудом встала и поставила чайник обратно на плиту. Потом вернулась к столу и тяжело опустилась на стул рядом с дочерью.

      – Нам говорили, что ты вряд ли заговоришь после такой травмы. А я молилась. Молилась, чтобы моя девочка выжила, чтобы заговорила, чтобы умненькой-разумненькой была. И Господь меня услышал. Сначала ты глазки открыла, меня узнавать стала, все за руку держала и плакала, когда я уходила. Потом заговорила. Мне все говорили, какое чудо – ваша девочка. Я так привыкла, что ты моя, по-другому и думать не могла.

      Яна до крови прикусила губу. Хотелось кричать. Ну почему? Почему?

      – Когда я тебя впервые увидела, ты по перрону шла. Ноябрь, холодно, снег срывался, а ты в одном платьице и носочках, на плечах какая-то куртка старая. Явно с чужого плеча. Я тебя на руки схватила, вижу надо лбом сплошное кровавое месиво. Знала бы, кто ребенка так, на месте убила бы. Начальник