История Икс. А. Дж. Моллой

он ничего больше не знает по-английски.

      «Чертовски секси».

      Во мне вспыхивает страх. И ярость. Мерзавец всего в паре метров, в паре секунд от моего тела, которое он собирается облапать. Я уперлась спиной в старую сырую стену. Такую темную, обособленную и холодную, будто ее никогда не касалось солнце. Его лучи вряд ли проникали так глубоко в трущобы, как и в сердца этих парней. Еще один подросток похотливо улыбается и говорит:

      – Divertiamoci…

      Что переводится примерно как «поиграем». Я понимаю, что на самом деле они затеяли. Грязные ладони касаются моей руки, тянут за платье в попытке его сорвать. Под веселые возгласы легкая ткань падает с одного плеча, обнажая бюстгальтер. Вторая ладонь пытается нащупать грудь, бретельку бесцеремонно поддевают ножом.

      Я кричу ругательства в их адрес и прикрываюсь. Снова ругаюсь.

      Мальчишки лишь смеются в ответ. Они окружили меня со всех сторон, такое ощущение, что их не меньше десяти. Их руки повсюду: хватают меня за волосы, лапают за ноги, пытаются разжать кулаки на груди.

      – Прекратите!

      Я отбрыкиваюсь и размахиваю руками. Мне плевать, что их больше, а я зажата в угол. К черту их! Не позволю прикоснуться ко мне! Не позволю «поиграть» со мной!

      Отчаянно, извиваясь, как змея, пытаюсь вырваться. Но их просто слишком много: четверо долговязых и ухмыляющихся итальянских подростков. Возможно, с одним подонком я еще справилась бы – ударить коленом в пах, потом повалить на землю. Но с четверыми? Слишком много. Я тону под грузом их рук, они тянут за подол платья, лапают мои бедра…

      – Нет, прекратите! Стойте! Умоляю! Пожалуйста!

      Они смеются, их смех эхом разносится по пустому переулку, отражаясь от разбитых окон и крошащейся стены. Мой рот накрывает холодная ладонь, не давая крику вырваться наружу. В голове проносится мысль: не помолиться ли мне? Я уже давно не молилась, может, пришло время. Но затем я цепляюсь за последнюю надежду: кусаю ладонь, что зажала мой рот, и ору во все горло: «Я знаю Марка Роскаррика! Он мой друг! Lui и mio amico!»

      Реакция молниеносная. Парни замирают на месте. Убирают руки. Главарь подозрительно щурится на меня, будто пытается проверить, лгу я или нет. Другой качает головой:

      – Guappo [19].

      Остальные кивают – бледные, страшные лица в темном переулке.

      – Я знаю его! – снова кричу я. – Роскаррик! E un buon amico! [20]

      Но это не срабатывает. Я не убедила их. Либо они считают, что я вру, либо им плевать. Может, имя Роскаррик ничего для них не значит. Ухмылки превращаются в оскал. Парни опять надвигаются на меня – с новым интересом. Вновь зажимают рот грязной ладонью, водят рукой по телу, я почти сдаюсь. Вот, думаю я, именно так это и происходит, вот как чувствуешь себя при изнасиловании. Мой рассудок затуманивается, я закрываю глаза и тону в океане боли и унижения…

      – Lasciala sola.

      Что?

      Это новый голос: «Отпустите ее».

      – Coniglio!

      «Трус».

      Кто это?

      Я вижу, как на одного из подростков обрушивается

19

Бандит, громила (ит.).

20

И он хороший друг! (ит.)