Золотая мафия. Василий Моисеев

Ломоть готов к любому раскладу.

      Детектив сел на прежнее место на узком диване, поскольку другого попросту не было, и «выложил» свой первый козырь. И, как показалось оппоненту, самый убойный. Ломоть похолодел, хотя и ожидал услышать нечто подобное. Рязанский сыщик явно не желал допустить, чтобы судебный приговор по делу Ломтя уменьшился на пару лет. Такой же упертый, видно, как Леший. Два сапога пара. От одного покоя не было, а от двоих и вовсе житья не станет. Нашли друг друга, мудаки.

      – Адвокат тебе не нужен по той простой причине, – твердо сказал детектив, уверенный в своем доводе, – что сможет передать на волю подробности вашей поездки во Владимир.

      Вадим замолчал. Посчитал, наверное, что одной этой фразы достаточно, чтобы сутенер признал свое поражение. Однако сутенер не только не признался в проигрыше, но даже не понял, какое отношение та трагическая поездка может иметь к адвокату. Ломоть так и сказал:

      – Я не врубаюсь, подполковник, как увязать эти два момента?

      И громко при этом хмыкнул. Гнилой, мол, твой довод, начальник. Напрасно стращал бедного Ломтя. Давай, выкладывай что-нибудь посущественней. Если есть что, конечно.

      – При том самом, Ломоть, что через адвоката братки узнают подробности ликвидации группы Хвороста.

      Брови Ломтя в недоумении поползли наверх. И глаза тоже. Черенкову так и показалось, когда земляк повернулся в его сторону. При этом выразительные глаза сутенера заметно увеличились в размерах. От страха или от удивления. А может, от растерянности.

      – При чем тут Хворост, Иваныч? – сутенер почему-то обращался к убоповцу. – При чем тут наша поездка? А вот что убийц нашли, это хорошо. Это справедливо. Молодцы. Хотя ребятам уже ничем не поможешь… Как вспомню, так мороз по коже. Я ведь чудом уцелел, сам до сих пор не могу поверить, что меня спасло колесо. Если б не поломка, лежал бы сейчас на кладбище рядом с ребятами.

      Ломоть тяжело вздохнул и перевел взгляд на детектива. Ломоть хотел знать, какая необходимость заставила детектива вернуться к той трагической поездке, о которой две недели назад он сам и рассказал ментам, причем в этом самом кабинете. Разве лишь затем, чтобы сообщить имена убийц? Но зачем Ломтю знать их имена? Незнакомые чужие имена ему все равно абсолютно ничего не скажут.

      Ломоть отметил, что в глазах детектива недавней восторженности весенним цветением уже не было, в глазах детектива появилась жесткость. Высказывание сутенера Ковалеву чем-то не понравилось. Причем сильно не понравилось. Психолог Ломоть понял еще одну истину: в задумке детектива нет ни малейшей тени на спор, а есть неуемное желание вывести Ломтя на чистую воду. Прижать к стене, причем на полную катушку, до треска в костях. Спор всего лишь прикрытие, психологический трюк, рассчитанный на установление контакта. Другими словами, на усыпление бдительности Ломтя. Насчет этого мент, конечно, облажался. Усыпить Ломтя можно лишь в прямом смысле, с помощью снотворного, но перехитрить нельзя. Это уж дудки. Хотя надо признать,