Z: Квази. Кайнозой. Сергей Лукьяненко

я разулся, стягивая ботинки ногами – в руках был пластиковый пакет из супермаркета. Прошёл на кухню, оставляя на полу влажные следы, носки пропотели за день. Сел за стол, привалился к стене, достал из пакета бутылку водки. Свернул крышку и глотнул прямо из горла.

      Жидкое забвение потекло по телу.

      Я сидел и смотрел на стену напротив. На фотографию, где Оля стояла у окна, держа на руках младенца. До апокалипсиса оставалось три месяца, Оля улыбалась, и мой девятимесячный сын улыбался тоже.

      – Вот ведь как бывает, – сказал я и сделал ещё один глоток.

      В пустой квартире не было никого, чтобы мне ответить. Да я и не ждал. Я прекрасно научился говорить сам с собой за десять лет.

      Жизнь тем и хороша, что один собеседник у тебя всегда найдётся.

      Глава вторая

      Небо и ветер

      В июне месяце в Москву всегда приходит буря. Несколько раз подступает к городу, заставляя метеорологов объявлять штормовое предупреждение, и развеивается.

      А потом накатывает в полную силу.

      Не знаю, собиралась ли буря разыграться сегодня или просто играла с городом. Но ветер дул нешуточный. По небу неслись плотные низкие облака, полные воды, но пока ещё не пролилось ни дождинки.

      – Я сам пойду, – сказал я Михаилу.

      – Почему не вместе? – поинтересовался он.

      – Справлюсь.

      Мы стояли у мусоропровода, откуда вела дверь на маленький технический балкон. Двадцать первый этаж. Шестьдесят метров над землёй.

      – Я не разобьюсь, если что, – напомнил Михаил, придержав меня за руку.

      Я покрутил пальцем у виска.

      – То есть разобьюсь, – признал Михаил. – Но выживу. В смысле – восстановлюсь. Со временем.

      – Тогда мне чего бояться? – спросил я. – Разобьюсь – восстану – возвышусь. Делов-то.

      – У тебя в завещании указана кремация, – сказал Михаил. – Не восстанешь.

      – Тогда и биться не буду. Пусти!

      – Но почему именно ты? Ты вчера много пил. Я чувствую запах.

      – У тебя загар неправильный, – объяснил я. – Не надо им сейчас тебя видеть.

      Михаил подумал и отпустил руку.

      – Разумно. Иди.

      Я толкнул дверь и неторопливо вышел на балкончик.

      Ого!

      Вот это ветрила!

      Будь у меня шляпа – она бы улетела.

      Будь у меня крылья – я бы сам улетел.

      А будь мозги – рванул бы обратно.

      Балкончик был узкий, но длинный, метра четыре. Он соединял лифтовую площадку с мусоропроводом и дверь на лестницу. То есть в случае пожара жильцам предстояло петлять при спуске: выбегать на балкон, впуская в горящее здание свежий воздух, и снова нырять в огонь.

      Как-то глупо. Впрочем, у нас тут не пожар.

      Вначале я посмотрел вниз. Там стояли несколько патрульных машин, пожарная машина, «скорая». И зеваки, куда же без них. И телевизионщики. Ну ещё бы…

      Я помахал рукой всем сразу.

      Потом повернулся.

      Девчонки стояли на старой облупленной тумбе в углу балкона. Вначале я решил, что это просто какой-то ларь. Потом понял, что это старая швейная машинка