Пётр второй. Александр Омельянюк

спешивались и горячо обсуждали что-то между собой.

      Женщины же насторожено вглядывались в лица встречных ездоков – зачем они здесь, не ограбят ли?

      А дети с любопытством выглядывали из своих кибиток, оглядывая чрезвычайно редкую встречную повозку, и приветливо улыбаясь своим сверстникам Борису и Петру.

      Периодический детский плач, визг привязанных к телегам поросят и лай сопровождающих повозки собак иногда оглашали почти мёртвую сопутствующую тишину передвижения обозов.

      – И что будет с этими несчастными обездоленными людьми? Что их ждёт в будущем? – задавал себе вопрос Пётр Васильевич – А что будет с нами? Ведь война может докатиться и до нашей деревни. Вон сколько отступающих войск мимо прошло!? – взволновался он.

      Но его раздумья отвлекла мрачная картина. У обочины шоссе около телеги, над трупом павшей лошади, стояла растерянная плачущая женщина. По-видимому, это была вдова-крестьянка. С растерянным и убитым горем лицом, по щекам которого катились крупные слёзы, она стояла безмолвно, как изваяние. А из телеги из-под кучи домашнего скарба доносился скулёж двух маленьких девочек. Петра потрясла эта картина. Но больше всего его удивило то, что никто вокруг не оказывал женщине помощь.

      Петру стало жалко эту вдвойне осиротевшую крестьянскую семью.

      – А если бы это было со мной, с моей семьёй? Да ещё где-нибудь в безлюдном месте? Что бы я тогда делал? Сам бы в телегу вместо лошади впрягся? – рассуждал он.

      – «Ну, што, хлопцы, дапаможам няшчасным? Дамо им адну з нашых коней» – обратился он к своим сынкам.

      – «Так, бацька, вядома, дапаможам!» – сразу откликнулся отзывчивый и сентиментальный Петя.

      – «Бацька, а як жа мы дамо…? Бо яны нашы!» – опасливо спросил хозяйственный Борис.

      Обсуждая это с Гликерией, отец на миг задумался, потому проехал чуть мимо, но остановил свою повозку около обочины и подошёл к женщине.

      – «Не плач! Давай дапамагу (помогу)! Хлопцы, идзице сюды, дапамажы (помогите) конь выпрастаць (выпрячь)! – повернулся он к сыновьям.

      Втроём они быстро освободили труп лошади от упряжи и с трудом, уже с помощью Григория, откатили телегу назад.

      – «А ты у Клейники идзеш?» – спросил Пётр женщину.

      – «Не ведаю? Як и юсе иду па дарозе… у Расию!» – удивлённо ответила та, представившись Степанидой.

      – «Напэвна (наверняка) у Клейники. Вось и добра! Я табе дам сваю каня. А ты там аддаси (отдашь) яе Сямёну. Гэта (это) други дом справа ад близкага да цябе краю вёски (села). Скажаш, што ад мяне – Пятра Кочета! Прозвишча запомнила? Скажы, каб замянив маю каня на сваю, а потым у иншага (другого) яго сваяка з наступнага (следующего) сяла знову памяняеш на иншую каня. Увогуле (в общем), змяняй коней, як бывала на паштовых станцыях!» – подробно объяснил Пётр чуть успокоившейся Степаниде.

      – «Бацька, а якую конь будзем мяняць?» – поинтересовался Борис.

      – «Дамо гэтую, Свяцелку!» – указал отец на молодую лошадь.

      Втроём быстро