Хранитель вод. Чарльз Мартин

– что?

      – Чтобы отыскать одну заблудившуюся овцу.

      – Почему?

      Слезы покатились по моим щекам.

      – Потому что спасение одной овцы значит порой больше безопасности всего стада.

      Это было все, что я смог сказать. Слова вдруг покинули меня.

      Дэвид прижал ладонь к моей груди. Даже сейчас он учил – показывал мне, ради чего он умирает. Он пошел за одной овцой и превратил ее в семерых.

      Собрав остатки сил, Дэвид снова заговорил:

      – Я должен отдать тебе… – Из-под окровавленной рубашки он достал пропитавшееся кровью письмо. Этот почерк я узнал бы где угодно.

      Дэвид прижал бумагу к моей груди.

      – Прости ее.

      – Простить? – переспросил я. Я и вправду был удивлен.

      – Она любила тебя. – Кровь снова заструилась из уголка его губ. Она была темно-красной. – Любила до самого конца…

      Я сжал письмо в руке. Кажется, на несколько секунд я даже перестал дышать.

      – Мы все – просто слабые дети… – прохрипел он. – Слабые, несчастные и больные.

      Я уставился на письмо. Безнадежность… Мои глаза снова наполнились слезами, но Дэвид поднял руку и смахнул их с моего лица. Сам он, впрочем, тоже плакал. Мы так долго искали, подошли так близко, и потерпеть неудачу в самом конце было…

      Дэвид попытался улыбнуться. Он хотел сказать что-то, но говорить уже не мог. Тогда он зацепился пальцами за цепочку, висевшую у меня на шее. Под тяжестью его руки цепочка оборвалась, и крест, который Дэвид привез мне из Рима, оказался у него. Он крепко сжимал цепочку, и крест слегка покачивался над самой водой.

      – Она вернулась домой. Не жалей. Не скорби. Не оплакивай…

      Прошло несколько мгновений. Дэвид закрыл глаза. Он по-прежнему лежал в воде, но погрузился немного глубже. Наконец я расслышал его шепот:

      – Еще одно…

      Ладони, которыми я его поддерживал, были теплыми и скользкими от растворенной в воде крови. Никакого пульса я уже не чувствовал, но знал, что Дэвид жив. Я знал, чего он хочет, как знал и то, что исполнить его просьбу мне будет больно и тяжело. Не в силах выпустить из рук безвольное тело, я крепко прижал его к себе и держал так, пока жизнь по каплям покидала моего друга, и на ее место приходила тьма.

      – Развей мой прах… – прошептал Дэвид мне в самое ухо. – Там, где все началось… На краю мира.

      От слез у меня перед глазами все расплывалось, но я сдержал стеснившее грудь рыдание. Приподняв голову, я попытался хотя бы мысленно перенестись на шестьсот миль на юг, в то место, о котором он говорил.

      – Я не могу…

      По-прежнему не выпуская из пальцев цепочки, он сложил руки на груди. Его губы по-прежнему улыбались, но едва заметно, и я сделал еще одну попытку заглянуть за горизонт, но слезы мешали мне видеть ясно. В конце концов я кивнул, и в тот же момент Дэвид ослабил хватку, с какой цеплялся за эти последние, столь важные для нас обоих секунды. Теперь ему оставалось совсем чуть-чуть. Он сказал все, что хотел сказать. Его тело окончательно обмякло, и только грудь все еще вздымалась.

      Наклонившись, я с трудом выдавил:

      – Мне будет тебя не хватать.

      Он