Практическая химия. Владимир Анин

резко обернулся. По коридору, слегка покачивая бедрами, плыла та самая брюнетка. Вернее, Чайкину очень хотелось, чтобы она плыла – это было бы действительно красивое зрелище. Но все обстояло иначе. Заболоцкая налетела на него словно ураган.

      – Где он?

      – Кто? – машинально спросил Чайкин, хотя и так было ясно, о ком спрашивает Заболоцкая.

      – Вы за кого меня принимаете?

      – Послушайте, – взяв себя в руки, проговорил Чайкин, – вы…

      – Нет, это вы послушайте! – перебила его Заболоцкая. – Думаете, это сойдет вам с рук? Хватаете невинного человека, сажаете в тюрьму…

      – Его еще никто никуда не сажал.

      – Тогда где он?

      – Его сейчас допрашивают.

      – Допрашивают? – Заболоцкая всплеснула руками. – Как какого-то преступника! Бедный Митенька!.. А ну, ведите меня к нему, немедленно!

      На шум в противоположном конце коридора уже собралось несколько полицейских, с интересом наблюдавших за этой сценой.

      – Послушайте, милочка, – вмешалась Екатерина Андреевна, – право, не стоит так горячиться. Этим вы Митеньке никак не поможете.

      – Вы знаете Митю? – резко обернувшись, спросила Заболоцкая. – Вы кто?

      – Я его не знаю. Вы сами только что произнесли его имя. Кстати, а как его полное имя?

      – Дмитрий Федорович Морозов.

      – Отлично!

      – Что значит «отлично»? Вы свидетель?

      – Нет, увы, я даже не свидетель. Но я могу вам помочь.

      – Каким образом?

      – Давайте присядем.

      – С какой это стати?

      – Поверьте моему большому жизненному опыту, – доверительным тоном произнесла Екатерина Андреевна. – Еще Публилий Сир сказал, что разгневавшийся всегда считает, что может больше, чем может.

      – Кто такой Публилий Сир?

      – Древнегреческий поэт.

      – Но… я только хочу справедливости, – понизив голос, сказала Заболоцкая и опустилась на стул.

      – Очень хорошо, – ответила Екатерина Андреевна, усаживаясь рядом. – Только гнев не уживается со справедливостью, как ястреб с голубем.

      – Это тоже… Публилий?

      – Нет, это Болеслав Прус, – ответила Екатерина Андреевна, незаметно кивнув Чайкину, который поспешил скрыться в кабинете. – Польский писатель девятнадцатого века, – пояснила она в ответ на скривившуюся в вопросительной гримасе физиономию Заболоцкой.

      Некоторое время сидели молча.

      – Вас как зовут? – прервала молчание Екатерина Андреевна.

      – Лена.

      – Очень приятно! Екатерина Андреевна.

      – И мне.

      – Вы сказали, что вы его невеста.

      – Да, – неохотно ответила Заболоцкая. – Бывшая. Мы с Митей встречались три года и уже собирались пожениться, пока не появилась эта…

      – Значит, вы на нее были очень рассержены?

      – Еще бы! Свалилась как снег на голову со своим пуделем.

      – Пуделем?

      – Ну да! Митя, он же ветеринар. Мы с ним в лечебнице познакомились. У меня тогда кошка была, старенькая,