Дневник нестандартной принцессы. Анна Батлук

сомнение, что смогу на нее забраться без ущерба для своей шеи. Старшая фрейлина внимательно посмотрела на меня, затем на перины, и согласилась.

      Мне в помощь принесли огромную лестницу. Ее вначале прислонили к стене, подразумевая, что я должна буду залезть на вершину, а потом сигануть на перины, но так как я категорически отказывалась это делать, пришлось придумать другой способ восхождения.

      Вызвали стражников, и заставили их придерживать перины. Так как перин во дворце было много, огромная башня возвышалась над стражниками почти в половину их роста. При этом кровать пододвинули к стене, и сигать с лестницы мне пришлось бы не так уж и далеко.

      Помолясь, я все-таки перебралась на перины, и тут началось самое страшное.

      Старшая фрейлина всунула куда-то под перины горошину и потребовала меня ее почувствовать. Разумеется, я ее не чувствовала, поэтому следующие пять минут провела на вершине качающейся конструкции, под которую постоянно совала руки эта старая … (зачеркнуто много раз) порядочная женщина. Неудивительно, что вскоре я начала утверждать, что горошину почувствовала, и вообще, согласна была подтвердить, что даже пыль оставляет на моем теле синяки.

      Старшая фрейлина сначала обрадовалась, а потом потребовала указать, какой частью тела я чувствую горошину. В общем, оказалось, что к недостаткам, выявленным во мне ранее, добавилось еще и знание матерных слов.

       8 июля.

      Наутро старшая фрейлина отправилась к королю – жаловаться на мое безобразное поведение. Весть о том, что я употребляю матерные слова, батюшку не удивила и даже не расстроила – все ж таки большей части из них меня научил еще в раннем детстве как раз он. Фрейлина обиделась на такое равнодушие со стороны короля и мстительно добавила, что я совершенно не желаю преображаться. Это батюшку очень взволновало, так как к вопросу моего замужества (скорейшего, как он надеялся), король относился очень серьезно. Мне пришлось выслушать долгую лекцию, которая вначале не представлялась таковой, потому что ее начал отец, а затем очень затянулась, так как ее подхватила фрейлина. Под конец даже король взирал на нее с удивлением, не подозревая, что в ком-то может содержаться так много мыслей.

      Дослушав монолог до конца, отец выразил мысль, которая читалась на его лице уже через минуту после начала пространной речи фрейлины. Если отбросить матерные слова, которые я по идее знать не должна, вопрос звучал так: «Почему же вы, уважаемая фрейлина Амбер, только сейчас взялись за воспитание моей дочери, хотя с такими познаниями должны были с детства, планомерно создавать из нее идеальную принцессу?».

      Заслышав опасные нотки в голосе моего скорого на расправу отца, старшая фрейлина нисколько не растерялась, а заявила, что все дело в королеве-матери, то есть в моей покойной бабушке. Видите ли она никого из фрейлин не подпускала к моему воспитанию. Что самое возмутительное, она еще обучала меня всяким наукам, и при этом противилась раннему заключению помолвки, пока еще можно было скрыть от женихов