Трибунал. Владимир Войнович

И вы, очевидно, собираетесь как бы кого-то судить?

      Председатель. Что значит как бы? Придумали эту дурацкую вставку «как бы» и суют куда ни попадя. Сегодня как бы хорошая погода, а вчера как бы шел дождь, а это как бы трибунал, и как бы кого-то как бы будут как бы судить. Да не как бы, а просто трибунал, и просто будем судить. Без всяких «как бы».

      Подоплеков. Извините, слова-паразиты. Не могу избавиться. Как бы значит, так сказать, в плане того что. Сейчас это все как бы так говорят, как бы, как бы (Ларисе). Вот видишь. Я же тебе говорил. Интересная как бы завязка. Раз есть, так сказать, трибунал, значит, он должен как бы кого-то судить. (Председателю). Это примерно как у Чехова, правильно? Если на сцене висит ружье, значит, оно непременно когда-нибудь выстрелит. (Смеется).

      Прокурор. Еще как выстрелит! Так выстрелит, что ого-го!

      Защитник (печально). Выстрелит, выстрелит.

      Председатель (знаком остановив Защитника, Подоплекову). А что вот вы про Чехова говорили? Он так и сказал, что если висит ружье, так оно обязательно выстрелит?

      Подоплеков. Ну да, так и написал, что если, говорит, в первом акте висит, то во втором или третьем обязательно, говорит, бабахнет.

      Прокурор. И вы с ним согласны?

      Подоплеков. А как же я могу не согласиться, если такой авторитет как Чехов пишет! Это ж не то что теперешние, у которых в книгах только убийства, секс и мат. Иной раз такое наворотят, что я, взрослый человек, краснею, когда читаю. И вот не понимаю даже, куда государство наше смотрит. Согласен, цензуры нет и не надо, но ведь должны же быть какие-то ограничения. А если все позволено: мат, секс и так далее, значит можно как бы и воровать, насильничать и убивать.

      Лариса. Леня, зачем ты так? Ты даже не знаешь этих людей, а такие слова говоришь.

      Подоплеков. А что я говорю? Я ничего такого не говорю. Я говорю только, что если можно петь под фанеру, торговать своим телом, писать в книгах всякие слова, показывать по телевизору секс – значит, можно воровать, насильничать, грабить и убивать.

      Председатель. Вы считаете, можно?

      Подоплеков. Что можно?

      Председатель. Вы сказали, можно воровать, насильничать, грабить и убивать.

      Подоплеков. Вы, господин артист, как-то выворачиваете и как бы даже вырываете мои слова из контекста.

      Прокурор. О, какой эрудит! Знает даже слово «контекст».

      Подоплеков. Ну конечно, знаю. Я все-таки, слава богу, человек интеллигентный, образованный и любознательный.

      Председатель. И верующий.

      Подоплеков. Я?

      Председатель. Вы сказали «слава богу». Неверующий так не сказал бы.

      Подоплеков. Ну да. Сейчас мы все как бы верующие. А как же. Раньше были атеисты, кресты с колоколен сбивали, иконы топором рубили, в церкви свиней загоняли, а теперь все такие набожные, православные просто жуть. Кресты носим, со свечками под образами стоим. А я вообще-то, честно сказать, не очень. Но когда о том о сем думаю, как оно все так получилось, то в голову невольно что-то закрадывается. Трудно,