Джули. Вероника Сергеевна Меньшикова

что ночевал с Джули и проснулся с ней же; девушка гладила меня по волосам и уже не спала.

      – Завтракать будешь, Лавр?

      – А?

      Спросонья я не совсем понял, чьё это имя.

      – Завтракать будешь? – Повторила она.

      Я чуть привстал и погладил рукой рыжие волосы:

      – Да, – Прохрипел я.

      Джули оделась, ушла и вскоре вернулась с подносом: там были две тарелки с овсяной кашей и чай.

      – Сахара нету, и каша на воде… словом… не лучшие времена…

      – Почему тебя назвали в честь таверны?

      Джули горько усмехнулась:

      – Я дочь хозяев. Мою маму звали Джули. И бабушку звали Джули.

      – Маму «звали»?

      – Она рожала моего брата… Четыре года назад. Оба не выжили.

      – Моя мама тоже умерла при родах, – Ответил я.

      – А отец?

      – Отец… Я любил его. Искренне любил. И, мне казалось, он меня тоже… но, как только он отошёл от дел, а мне исполнился двадцать один год, он решил уйти в монастырь, не сказал, в какой, и запретил его искать.

      – Вот как? А мой при любой провинности грозится продать меня в бордель.

      Я молча принял из рук девушки поднос и принялся есть горячую кашу. Она села за стол и принялась за свою овсянку. Мы молчали.

      – Поэтому ты… словом…

      – Не девственница? – Без всякого стыда сказала она, – Да. Я отдавалась мужчинам с четырнадцати лет, но ни разу за деньги. Просто… если рано или поздно меня продадут, зачем бояться? Не проще ли получать удовольствие от того, что должно приносить удовольствие?

      – Хочешь, я поговорю с ним? – Неожиданно для самого себя предложил я.

      – Зачем? – Удивилась она, – Не стоит. Он же… словом, пока не продал.

      Я поедал кашу.

      – Как ты вообще живёшь? – Вдруг спросил я.

      – А вот так, – Она с вызовом улыбнулась, – Строю из себя недотрогу вечером, а потом провожу чудесную ночь.

      – Что мешает тебе выйти замуж?

      – Разве у меня есть приданое? Ну, кроме той вышивки, которую ты украл вчера.

      – Украл? – Усмехнулся я, отпивая глоток слабенького чая, – Ты мне её подарила.

      – Ты прав. Подарила.

      Мы снова молчали.

      – Ты… – Она впервые, как я понял, не строила из себя пай-девочку, а испытывала истинную неловкость, – Словом, ты придёшь ещё? Или ты выйдешь из этой комнаты и забудешь, как меня зовут?

      Я никогда не возвращался к женщинам. Женитьба произойдёт исключительно в политических целях, а привязывать к себе кого-то, приходя ещё и ещё – жестоко. Но меня никогда не спрашивали прямо. Молча уйти легче, чем сказать в лицо: «Я не вернусь». Тем более, мне казалось, что Джули не из тех, кто способен искренне привязаться, так почему бы и не рискнуть?

      – Если ты собираешься соврать, то лучше промолчи, – Оборвала мои мысли она, – Мне многие обещали, но никто не возвращался. Если ты скажешь: «Нет», я переживу это. Всегда переживала.

      Я не мог разгадать эту девочку. Ни следа той детской наивности, которая была вчера. Ни следа той нежности и покорности, что я видел во время секса. Сейчас