Меч и ятаган. Саймон Скэрроу

Пергамент, свернутый. С печатью. Имени отправителя снаружи не значится.

      – А что за печать, не разглядел?

      – Нет, сэр.

      – Тогда опиши, хотя бы примерно.

      – Отчего ж не описать. Крест. Крест с выемками на концах.

      Голову Томасу вскружила внезапная легкость; он прикрыл глаза, сдерживая прилив образов и воспоминаний, непрошеных, а подчас и нежеланных. Одновременно с тем в груди затеплилось что-то вроде зыбкой надежды – искоркой, раздуваемой любопытством. С глубоким вдохом он открыл глаза и посмотрел на слугу так, будто увидел его только что.

      – Отведи гостя на кухню и накорми.

      – Сэр, но ведь он иноземец, – осторожно заметил Джон. – Такому доверия нет. Я б его на вашем месте спровадил подобру-поздорову.

      – Вот и хорошо, что ты на своем месте, а я – на своем. Скоро совсем стемнеет, а дорогу на Бишопс-Стортфорд замело. Это не дело: человек может сбиться с пути. Скажи ему, что, если хочет, может остаться на ночлег. Накорми его ужином, предложи кровать. А я, скажи, скоро подойду.

      Джон недовольно хмыкнул, но перечить хозяину – себе дороже.

      Томас подбодрил его улыбкой:

      – Похоже, путь до моего дома он проделал неблизкий. А потому предложить ему свое гостеприимство – наименьшее из того, что мы можем для него сделать. Так что давай-ка, ступай и устрой все как надо.

      Джон с поклоном покинул рабочую комнату и прикрыл за собой дверь. Слушая, как под дубовой сенью зала смолкают его шаги, Томас задумчиво поглаживал бородку. Описание печати было ему хорошо знакомо. Эмблема рыцарей-госпитальеров. Спустя долгие годы ожидания Орден наконец прервал свое молчание.

      Едва открыв дверь на кухню, Томас ощутил, что вся его рутина вместе с отшельничеством последних лет как будто слетают с плеч. За столом, спиной к огню очага, сидел посланец, ссутулясь над исходящей паром объемистой миской. Появление хозяина он встретил живым огоньком в глазах и поспешно встал, отирая губы тыльной стороной ладони. На смуглом лбу косым белесым штрихом выделялся заживший шрам. Обветренные, исполненные спокойного достоинства черты выдавали в нем солдата, возраст которому прибавляет образ жизни – так-то ему лет двадцать с небольшим, но уже первые годы в Ордене придают невольной зрелости. Он так и не снял толстого дорожного плаща с замызганным белым крестом, концы которого раздваивались по числу языков Ордена.

      – Сэр Томас Баррет? У меня к вам послание. От Великого магистра, – уточнил гость на неплохом английском с густым акцентом, какой звучит на юге Франции. Томас, кивнув, жестом пригласил гостя сесть.

      – Если желаете, можно прибегнуть к языку Ордена, – сказал он на французском.

      – Было бы отрадой моему слуху, – одобрил гость, теперь уже на своем родном наречии.

      – Им, – Томас кивнул в сторону своих слуг, – о моей прежней жизни известно немногое. Чтоб не распускали слухов по округе. Она и без того тесна, а сторонников римско-католической церкви здесь и без того не жалуют.

      – Понимаю.

      – Джон, можешь идти, – обернулся Томас к слуге. – Ханна, и ты тоже.

      Когда