Зимопись. Путь домой. Веди. Петр Ингвин

за правду. Царица – очень большой политик. Я сделаю так, как она задумала и приказала, даже если не уложусь в срок, но внесу в план свои коррективы.

      С кухни я прихватил с собой деревянный поднос, куда накидал всякого-разного, от сухофруктов до сухарей.

      На подошедшего меня Рябой вообще не обратил внимания. Ева подняла голову, глянула одним глазом и скривила губы:

      – Это что?

      – Ужин для Евы.

      Про Рябого я не упомянул. Сами разберутся.

      – Это ужин для кузнечика или такого доходяги как ты. Принеси нормальной еды.

      – Прошу Еву простить глупого раба, но в силу своей ограниченности он не понимает, что значит «нормальная еда».

      – Это значит много. И обязательно принеси мяса.

      – Сырого? – Мой голос дрогнул.

      – Сырое хорошо идет с голодухи, а для удовольствия надо жареного. Только крепость не спали, а то Ева знает, как вы, бестолочи, с огнем обращаетесь. Аккуратно надо, понял?

      – Понял.

      Наверное, каждый, кого просили пожарить мясо, понимая, какое мясо следует жарить, поджигал помещение в надежде, что демоны сгорят вместе с заказанным мясом.

      Я рискнул уточнить:

      – Какое мясо Ева имеет в виду?

      Хватит ли у меня духа готовить человечину?

      – Вокруг полно мяса. Поторопись, пока Ева не приказала подать на стол тебя.

      Рябой начал что-то подозревать. Он быстро огляделся и вновь притворился спящим. Возможно, до него дошло, почему у трупа, который он утаскивал от Евы, не хватало мяса на руке и заднице.

      Меня, разворачивавшегося, остановил окрик:

      – Куда пошел? Оставь, потом иди.

      Интересно, беляк может умереть от того, что подавится? Желаю всем сердцем.

      Одна из лошадей была недавно добита, и на разведенном костре я зажарил кусок конины размером с волка. Пока жарилось, приходилось стоять. Сидя я мог заснуть.

      – Прошу.

      Поданного куска хватило бы на весь отряд царицы. Ева приняла мясо и почти брезгливым жестом отправила меня восвояси.

      До утра я спал сном младенца. Ева и Рябой, судя по всему, тоже. Или меня ничто не могло разбудить.

      С утра Ева намеревалась покинуть крепость и отправиться куда-то, но так и не собралась. Отдохнувший и наевшийся мяса Рябой готов был ублажать ее и дальше, и уход из крепости отложили на завтра. Весь день хозяйка и новоявленный раб миловались, как сказал бы Поликарп, а на мне лежали обязанности по снабжению едой и питьем. Снабжение – не в стратегическом плане, как пополнение запасов, а кормление. Тоже своего рода ублажение. Ни огороды за крепостью, где надо было что-то собирать-сажать-окучивать, ни рыбалка (для этого были заготовлены сети, очень удобные, чтобы забрасывать в стремнину) Еву не волновали. Она жила сегодняшним днем.

      Со стороны мы выглядели как дорвавшееся до свободы трио натуристов – богатая дама, которая может позволить себе все, подцепленный ею жиголо и бедный родственник одного из них. Мне было