Окна во двор (сборник). Денис Драгунский

месяц меня перевели в санаторий, под Москвой. И вот однажды я лежу в своей прекрасной одноместной палате, и входит нянечка со шваброй. Всё, думаю, сошел с ума, привет. А она моет пол и на меня смотрит. Я как заору: “Кто из нас с ума сошел?” А она: “Тихо, тихо, тебе нельзя волноваться”. Я все-таки спросил: “А как же свадьба, муж?” А она смеется и руку мне целует…»

      – Вот это любовь! – сказал я. – Да я бы на твоем месте…

      – Да, да, понимаю, – сказал он. – Но учти, это было ее решение!

      – Но ты же ее не прогнал? – сказал я.

      – А ты бы прогнал? – засмеялся он и продолжал:

      «Но вот ей уже тридцать шесть, а мне почти шестьдесят. Надо завязывать. И надо ей что-то сделать на прощанье. Ну, выставку тут, выставку там, это понятно. Нет, мало! Я ей квартиру купил, представляешь себе? Двухкомнатную, на Каретном Ряду, все окна в зеленый двор. Ремонт оплатил. Мебель вместе с ней ездил покупать. Обставил, можно сказать, по своему вкусу… Помог переехать.

      Слегка, конечно, прихворнул. Типа депрессия. Понятное дело.

      И тут выясняется, что моя верная добрая бедная несчастная обманутая немолодая почти совсем седая жена уже лет пятнадцать трахается с моим берлинским партнером! И об этом знают все, кроме меня!

      Мне прямо легче стало. Депрессия – как рукой.

      Хватаю телефон. “Лиза, – говорю, – привет. Ты дома? Я к тебе заеду буквально через час, можно?”.

      А она отвечает: “Нет, нельзя”».

      – Ну и понятно, – сказал я. – Ты же, некоторым образом, жизнь девушке сломал. Осталась без мужа, без ребенка. С родителями отношения испортила.

      – Это она мне сломала жизнь! – закричал он. – Кто ей велел? Кто ее просил? Что я ее, соблазнял? В койку укладывал? От мужа уводил? Она все сама!

      – Тихо! – сказал я. – Тебе нельзя волноваться.

      второе спряжение

      Пахомов и сказка

      – Жизнь у меня как в сказке была, – сказала Настенька.

      – Вижу, – сказал Пахомов без выражения.

      – Чего ты видишь? – закричала Настенька. – Ты ничего такого вовек не увидишь! Мне шестнадцать лет было, когда Маркиз на меня глаз положил.

      – Ага, – сказал Пахомов. – Маркиз де Карабас.

      – Сам ты Карабас! Марик его звали, Маркиз – это прозвище, еще со школы.

      – Вы что, в школе вместе учились?

      – Ничего не понимает! – всплеснула руками Настенька. – Мне шестнадцать было, а ему лет сорок, не меньше.

      Увидел меня на улице, выследил, наутро приехал на машине. Белый «мерин», в нашем городе таких вообще не видали. Вылез, дверь передо мной открыл и на одну коленку встал.

      Эх, в Москве жизнь была!

      Придем в ресторан, а я как заору: «Хочу, чтоб все пили шампанское!» Маркиз официантам: «Шампанское на все столы!» А потом: «А ну за здоровье Анастасии Николаевны! – и меня на стол ставит. – Все стоя пьют, кому сказано!» И пьют, и ура кричат.

      Один мужик отказался, ему баба не велела: «За меня не пил, а за бандитскую блядь будешь стоя пить?» – очень громко сказала. Маркизовские быки