Одесская сага. Нэцах. Юлия Артюхович (Верба)

из кабинета, Нюся торопливо перекрестилась:

      – Господи, прости меня… мерзко-то как… Прости меня… как там? Око за око… я не за себя… за доченьку… И царствие тебе небесное, раба Божия, София… Спи спокойно. Я за тебя отомстила… И за Полиночку тоже…

      Ах ты шалава!

      Аня Беззуб зашла во двор на Мельницкой. Последний раз она была здесь почти три года назад, в сорок первом. Двор вдруг сжался, стал крошечным, как кукольный домик.

      Анька шла и не видела ни одного знакомого лица, не слышала привычных воплей маминых подруг.

      – Хоть бы выжили, хоть бы выжили… Пожалуйста, хоть кто-нибудь… – шептала она, поднимаясь по качающейся уцелевшей чугунной лестнице. Лестница расшаталась, металл кое-где прогнил. Анька уцепилась за перила. Лестница, по которой она полжизни гоняла тысячи раз в день, вдруг стала висячим мостом между сегодня и вчера. Она шла в свое прошлое, замирая на каждой ступеньке. Чтобы лестница перестала дрожать и раскачиваться вместе с ее сердцем. Анька сглотнула.

      Та же занавеска на дверях. Она стукнула в косяк.

      – Да! Кто?! Да кого там принесло?! – раздался знакомый стальной голос Женьки.

      Анька осела на стоящий у двери сундук. За эти простые двадцать три ступеньки она ослабела, как будто силы вытекали с каждым шагом.

      – Шоб ты всрался – и воды и не было! – Занавеска распахнулась. На пороге с руками в тесте по локоть стояла ее сестра. Женька повернула голову.

      – Анька?! Анечка!

      Женька бросилась обнимать ее, смешно отставляя в стороны ладони.

      – Анька вернулась!

      На ее вопли выскочила Нюся Голомбиевская и, сжав обеих вместе с тестом в объятиях, в голос зарыдала:

      – Девочка наша вернулась! Слава Богу!

      Женька, хватая ртом воздух, вырвалась из Нюсиного декольте:

      – Нюся! Я ж задохнусь! И тебя всю вымазала!

      – Молчи, малахольная! Имею право! Я вам всем жопы мыла и на руках качала! Тем более на спине вымазала – мне не видно, – всхлипнула Нюся и принялась трясти Аньку:

      – Деточка, ты где ж была? Ни слуху ни духу!

      Аня нахмурилась:

      – В Крыму я была.

      И почти беззвучно добавила:

      – В подполье. Жень, что с Ваней?

      – Живой-здоровый! В Хабаровске с Ксеней до сих пор. Пошли в дом.

      После прочтения письма и телеграммы из Хабаровска, после нагретой выварки и купания в горячей воде, после праздничного обеда сестры, как 30 лет назад, вытирали намытую в тазу посуду до скрипа. Женька с полотенцем через плечо и беломориной во рту оглянулась на Аню, переставшую метать тарелки. Та, опустив ладони меж колен, сидела скрючившись и уставившись в одну точку.

      – Ань? – окликнула ее Женька. Та молчала и продолжала легонько раскачиваться. С пальцев капала вода на пол и на тапочки.

      Женька повела бровью и молча вышла в комнату. Вернулась с бутылкой абрикотина и двумя стаканами. Плеснула на дно янтарно-ароматной спиртовой настойки и подвинула стакан сестре:

      – Ну давай…