Хроника № 13 (сборник). Алексей Слаповский

психоза все страдают, возьми куда-нибудь путевку, съезди, а мы тут все приведем в порядок! Ты пробовал ей так сказать?

      – Это было бессмысленно.

      – Нет, ты пробовал? Ты даже не пробовал! Даже не пытался!

      – Нин, хватит. Я ведь и обидеться могу.

      – Неужели? Конечно, можешь себе позволить! Это мне некогда, я и строитель, и прораб, и бригадир, и сантехник! Прокладки, между прочим, менять научилась, причем не там, где ты думаешь!

      Дмитрий оскорбился. Молча встал и ушел в комнату.

      Сел за компьютер, начал играть в простую игрушку, чтобы успокоиться.

      И вдруг застыл.

      А потом повернулся и оглядел комнату.

      Вот тут был шкаф с зеркалом. Тут книжный шкаф. Тут стояла мамина кровать. Тут жила мама. О чем думала? Почему так замкнулась? Почему, до смерти отца бодрая, живая, веселая, любящая чистоту и порядок, так резко изменилась, перестала замечать вокруг себя пыль, грязь, беспорядок? Впрочем, порядок был – порядок нетронутости. Она ничего не хотела касаться, чтобы все было как при отце, догадался Дмитрий. Почему я раньше этого не понял? Почему об этом с ней не поговорил? Она таким образом сохраняла отца, но ведь я мог же хоть в какой-то степени его заменить! Если бы попытался понемногу вытеснить отца, как ни странно это звучит, она, может быть, согласилась бы на перемены. Тот же кривой торшер, у которого бок взбугрился от слишком сильной лампы – она не могла не видеть, что выглядит он убого, неказисто, а если бы Дмитрий, каким-то образом проникнув к ней, посидел рядом под торшером вечер, другой, третий, пожил бы там, он имел бы право ненавязчиво предложить поменять его – не только для нее, но и для себя. А там дошло бы и до драного зеленого кресла под торшером, оба деревянных подлокотника которого, наклеенные нехитрым советским манером прямо на обивку, отвалились. Сначала он подклеил бы их, а потом сказал бы: «Да нет, мам, это не выход, давай другое купим! А то на этом сидеть, у меня вся попа, извини, комками сбилась!». Сыну неудобно – это повод! А когда неудобно самой – не повод. Даже наоборот, какое может быть удобство, если умер муж? Нет, тебе неудобно, зато ты жива, вот и терпи.

      Огорченный и отчасти напуганный этими новыми мыслями, Дмитрий встал и хотел выйти к жене, чтобы ими поделиться, но вспомнил, в каком она настрое, и сел опять к компьютеру.

      Но не игралось. Глупый вихрастый человечек застыл в прыжке перед очередным препятствием, на мониторе равномерно мерцала надпись «Pause», и Дмитрий сам себе показался этим человечком, который прыгал, прыгал и вдруг завис, впервые задав себе вопрос: а куда, собственно, я прыгаю и зачем? Какова цель?

      Вот у Нины была цель, сейчас у нее горе из-за того, что достижение этой цели оказалось невозможным (вернее, обессмыслилось), пусть цель не какая-то там сильно духовная, но все же. А у него, Дмитрия? Ходить на работу и зарплату получать? Заботиться о семье? Это не цель, а… а что? Наверное, долг, что ли? Или, так скажем, условие существования. Привычка. И так далее.

      А цель-то была, просто он ее проморгал: вернуть маму к жизни. Она ушла из нее за двадцать с лишним лет до смерти, а он как-то сразу согласился с этим. Почему?