Джульетта. Энн Фортье

как, проезжая палаццо Салимбени, мы заставили не то что расступиться, а отскочить в сторону группу охранников.

      – Ух ты! – воскликнула я, прикидывая, понимает ли Пеппо, что семейную пирушку нам, возможно, придется устраивать в каталажке. Но охранники не сделали попытки нас задержать, лишь проводили тяжелым взглядом, словно собаки на коротком поводке пушистую белку, нагло переходящую дорогу.

      Один из них был крестник Евы-Марии, Алессандро, и я почти уверена – он меня узнал, потому что дважды посмотрел на мои заметно удлинившиеся ноги, видимо гадая, куда подевались шлепанцы.

      – Пеппо! – крикнула я, дернув кузена за подтяжки. – Я не хочу попасть в тюрьму!

      – Не волнуйся. – Старик свернул за угол и прибавил скорость. – Я езжу слишком быстро для полиции.

      Через несколько секунд мы вылетели в старинные городские ворота, как пудель в обруч, и попали прямо в жаркие объятия чудесного, спелого тосканского лета.

      Разглядывая окружающий пейзаж из-за плеча Пеппо, я очень хотела испытать что-то похожее на возвращение домой или хоть почувствовать что-нибудь смутно знакомое, но все вокруг меня казалось новым: теплые волны запахов трав и пряностей, лениво перекатывающиеся пологие холмы и даже незнакомая нотка в одеколоне Пеппо, абсурдно привлекательная, учитывая обстоятельства.

      Впрочем, много ли мы помним о первых трех годах жизни? Иногда мне удавалось вызвать воспоминание, как я обнимаю чьи-то голые ноги, явно не принадлежавшие тетке Роуз, а еще мы с Дженис хорошо помнили большую стеклянную вазу, полную винных пробок, но трудно было сказать, где все это происходило. Когда мы принимались вспоминать раннее детство, всякий раз возникала путаница.

      – Сто процентов, шаткий ломберный столик был в Тоскане, – настаивала Дженис. – Где еще ему быть? У тетки никогда ничего подобного не водилось.

      – Тогда как объяснить, – возражала я, – что именно Умберто тебя отшлепал, когда ты этот столик опрокинула?

      Этого Дженис объяснить не могла и неохотно бурчала:

      – Значит, это был кто-то другой. В два года мужчины еще кажутся одинаковыми. – И фыркала: – Черт, да, по мне, они до сих пор на одно лицо!

      В юности я часто фантазировала о возвращении в Сиену и внезапном озарении, когда вспомню все о своем детстве. Но, оказавшись здесь, бродя по узким улочкам и ничего не узнавая, я начала опасаться, что жизнь вдали от родных мест высушила важную часть моей души.

      Пия и Пеппо Толомеи жили на ферме в маленькой долине, окруженной виноградниками и оливковыми рощами. Невысокие холмы обступали усадьбу со всех сторон, и прелесть мирного уединения с успехом возмещала отсутствие видов. Дом отнюдь не блистал роскошью: из трещин в желтых стенах росли сорняки, зеленые ставни нуждались в более серьезном ремонте, чем покраска, черепичная крыша грозила обвалиться не то что от грозы, но даже от очередного чиха обитателей дома, но ползучие виноградные лозы и с умом расставленные цветочные горшки хорошо маскировали упадок и разрушение и делали усадьбу