Джульетта. Энн Фортье

ущерба моему здоровью, президенте Макони аккуратно поставил ведро точно на то место, где оно стояло, пока я его не опрокинула.

      – Крыша протекает, – объяснил он, подняв лицо к потрескавшимся гипсовым потолочным украшениям. – Никак не можем найти где. Очень странно. Даже когда нет дождя, вода продолжает капать. – Пожав плечами, он жестом предложил мне присесть на один из двух покрытых искусной резьбой стульев красного дерева. – Прежний президенте считал, это дом плачет. Кстати, он лично знал вашего отца.

      Усевшись за стол, президенте Макони откинулся назад, насколько позволяла спинка кожаного кресла, положил руки перед собой и соединил кончики пальцев.

      – Итак, мисс Толомеи, чем могу служить?

      Вопрос застал меня врасплох: сосредоточившись на поисках маминого консультанта, я как-то мало обдумывала дальнейшие шаги. Мне представлялось, что Франческо Макони сразу смекнет – я приехала за сокровищем моей матери, потому что больше двадцати лет ждет возможности отдать наконец то, что по праву принадлежит ее наследнице.

      Реальный Франческо Макони оказался не так прост. Я начала объяснять цель моего визита; он слушал молча, иногда кивая. Когда я замолчала, он некоторое время выжидательно смотрел на меня с непроницаемым видом.

      – И вот я хочу спросить, – договорила я, спохватившись, что упустила самую важную часть, – не могли бы вы передать мне содержимое ее депозитной ячейки?

      Достав ключ из кармана, я положила его на стол, но президенте Макони едва взглянул на него. Спустя секунду неловкого молчания он поднялся, подошел к окну и хмуро уставился на крыши Сиены, заложив руки за спину.

      – Ваша мама, – сказал он наконец, – была мудрой женщиной. Когда Господь забирает людей в рай, их мудрость он оставляет на земле. Души мудрых витают вокруг беззвучными совами, и глаза душ видят в темноте, непроницаемой для нас. – Он сделал паузу и потрогал слегка ослабший свинцовый переплет. – В каком-то смысле сова – символ всей Сиены, а не только нашей контрады.

      – Потому что все сиенцы мудрые? – предположила я, не понимая, к чему он клонит.

      – Потому что сова – наш древний предок. У греков она олицетворяла богиню Афину, деву-воительницу. Римляне звали ее Минервой. Во времена римского владычества в Сиене был храм, посвященный Минерве. В наших сердцах всегда горела любовь к Деве Марии, даже в глубокой древности, когда еще не родился Иисус. Для нас она всегда была здесь.

      – Президенте Макони…

      – Мисс Толомеи, – повернулся он наконец ко мне, – я пытаюсь понять, чего хотела бы от меня ваша мама. Вы просите отдать вам нечто, причинившее ей много горя. Пожелала бы она, чтобы я отдал это вам? – Его губы тронула слабая улыбка. – Впрочем, это решать не мне. Она оставила это здесь, не уничтожив, – значит, хотела, чтобы я передал это вам или кому-то другому. Вопрос в том, уверены ли вы, что хотите это получить?

      В наступившем молчании четко слышался дробный звук капель, падавших в пластмассовое ведро в ясный солнечный