Светлячок надежды. Кристин Ханна

хирурга.

      – Она верующая? – спрашивает незнакомец.

      – Нет. Я бы так не сказал, – усталым голосом отвечает Джонни. Он такой печальный, что мне хочется взять его за руку – даже после всего, что было между нами, а может, именно поэтому.

      Джонни садится рядом с кроватью, на которой лежит мое тело.

      – Прости, – говорит он мне – той, которая не слышит.

      Я долго ждала от него этих слов. Но почему? Теперь я вижу, что он любит меня. По тому, как блестят от слез его глаза, как дрожат его руки, как он склоняет голову, словно в молитве. Джонни не молится, но я его хорошо знаю – опущенный на грудь подбородок означает поражение.

      Он будет скучать по мне, даже после всего, что было.

      И мне его будет не хватать.

      – Сражайся, Талли.

      Я хочу ответить, подать знак, что слышу его, что я здесь, но не могу.

      – Открой глаза, – приказываю я себе. – Открой глаза! Скажи ему, что тебе тоже очень жаль.

      А потом он начинает петь, хриплым, прерывающимся голосом: «Городская девчонка, маленькая и одинокая…»

      – Боже, как я его люблю, – говорит Кейт.

      Он не успевает допеть песню, как в палату входит кто-то еще. Крепко сбитый мужчина в дешевой спортивной куртке коричневого цвета и синих слаксах.

      – Детектив Гейтс, – представляется он.

      Я слышу слова «автомобильная авария», и в моем мозгу мелькают картины – дождливая ночь, бетонная опора, мои руки на руле. Я почти вспомнила. Чувствую, как картинки складываются вместе, обретают смысл, но, прежде чем это происходит, сокрушительный удар в грудь отбрасывает меня к стене. Невыносимая, мучительная боль.

      КОДСИНИЙПОЗОВИТЕБИВЕНА.

      – Кейт! – кричу я, но ее уже нет.

      Звуки теперь похожи на оглушительные раскаты грома – удары и писк. Я не могу дышать. Боль в груди убивает меня.

      ГОТОВО.

      Меня подбрасывает в воздух, как тряпичную куклу, и там, наверху, я начинаю гореть. Когда все заканчивается, я снова оказываюсь в небе рядом со звездами.

      В темноте Кейт берет меня за руку, и мы уже не падаем, а летим. Потом мягко – как бабочка на цветок – опускаемся на два обшарпанных деревянных стула, обращенных к заливу. Мир вокруг темный, но в то же время словно освещенный резким электрическим светом: белая-белая луна, бесчисленные звезды, мерцающие в стеклянных банках, которые подвешены к ветвям старого клена.

      Ее задняя веранда. Кейт.

      Здесь уже нет пульсирующей боли, только эхо. Слава богу!

      Я слышу рядом с собой дыхание Кейт. И при каждом вдохе чувствую запах лаванды и чего-то еще – возможно, снега.

      – Джонни расклеился, – говорит она, напоминая мне о том, где мы были раньше – говорили о моей жизни. – Я от него этого не ожидала.

      – Мы все расклеились. – Как ни печально, но это правда. – Ты была тем цементом, который соединял нас. Без тебя…

      Кейт долго молчит, и я представляю, что она вспоминает свою жизнь, всех, кого любила. Любопытно, что чувствуешь, понимая, что люди не могут без тебя жить? Что чувствуешь, понимая, сколько людей тебя любили?

      – Что с тобой было после того, как