Семнадцать мгновений весны (сборник). Юлиан Семенов

ночью, при луне, я увидел указатели: «Берлин – 197 км. Дрезден – 219 км». Я сел на обочину и пальцем нарисовал карту Германии. Я понял, что нахожусь в самом центре страны.

      Мне стало страшно. Впервые я подумал: «А ведь не дойду…» Но я одернул себя. Я не смел так думать. Отчаяние – сестра трусости…

* * *

      Богданов замолчал. Вдали, на костеле, большие часы прозвонили три раза.

      – Утро, – сказал Коля. – Скоро солнце взойдет.

      – Спать хочешь?

      – Нет.

      – Спички дай, мои отсырели. Может, соснем? А? Сволочи, они на допросы выдергивают с шести часов, аккуратисты проклятые…

      «Строго секретно!

      11 июня 1944 года. Вавель,

      тел. А. 7. флора 0607.

      Весьма срочно!

      Документ государственной важности!

      Напечатано 4 экземпляра.

      Экземпляр № 2.

      Замок Вавель в Кракове

      рейхсфюреру СС Гиммлеру

      Рейхсфюрер!

      Я посылаю Вам стенограмму совещания у генерал-полковника Нойбута, посвященного вопросам, связанным с решением проблемы очагов славизма в Европе.

      Нойбут. Господа, существо вопроса, по-видимому, знакомо всем присутствующим. Поэтому я освобожу себя от тяжкой обязанности обосновывать и теоретически подкреплять, как это любит делать наша официальная пропаганда, необходимость тех акций, которые запланированы. Прошу докладывать соображения.

      Миллер. Я поручил практические работы полковникам Дорнфельду и Крауху.

      Нойбут. На какой стадии работа?

      Миллер. Дорнфельд и Краух вызваны мной. Они готовы к докладу. Пригласить?

      Нойбут. Нет смысла. Видимо, вы, как руководитель инженерной службы, сможете объяснить нам все тонкости. Частные вопросы, которые, вероятно, возникнут, вы решите позже.

      Миллер. Я готов.

      Нойбут. Пожалуйста.

      Миллер. Форт Пастерник, что в девяти километрах от города, вот он здесь, на карте, оборудован нами как штаб по выполнению акции. Сюда будут проведены электрокабельные прожилины. Старый город, крепость, храм, Старый рынок, университет и все остальные здания, представляющие собой сколько-нибудь значительную ценность, будут заминированы.

      Нойбут. Нет-нет, Миллер. Такую формулировку наверняка отвергнут в ставке рейхсфюрера. Речь идет обо всех зданиях, всех, я подчеркиваю. Мы солдаты, а не исследователи, и не нам определять ценность исторических памятников. Акция только в том случае станет действенной, когда будет уничтожено все, а не выборочные объекты. Да и потом, в случае уничтожения выборочным порядком наиболее ценных памятников потомки обвинят нас в вандализме. Полное уничтожение оправдывается логикой войны.

      Биргоф. Господин генерал, думаю, что вопрос оправдания наших действий не должен занимать умы солдат. Наш удел – выполнение приказов.

      Нойбут. После окончания Первой мировой войны вам было лет десять?

      Биргоф. Мне было тринадцать, господин генерал, но я живу будущим,