Неторопливый рассвет. Анна Брекар

Любила она одну только Альму, любила безраздельно. Она хотела все время находиться рядом с ней и, когда у Альмы был выходной, обижалась так, будто та ее бросила.

      У Розы уже наметились груди и начали обрисовываться бедра, но у нее еще ни разу не было месячных. Альма, которая носила ее на руках, мыла и ухаживала за ней, точно за огромным младенцем, была зачарована этим телом со взрослыми формами, неподвластным законам природы. Роза была совершенно особенным существом, существом бесценным:, говорила Альма.

      Не знаю, почему мне пришло в голову, что ничего бы не произошло, не будь Розы в жизни Альмы. Я была уверена, что нежность Розы, которая прижималась к ней, когда она ее носила, и обвивала руками ее шею, сыграла какую-то роль в этой смутной ночи.

      Было темно, снаружи веяло прохладой, поезд уносил нас все дальше. Время от времени я слышала шаги контролера, он открывал соседнюю дверь, вполголоса переговаривался с кем-то из пассажиров. Иногда за окном появлялся маленький вокзал – и снова темнота.

      Поезд по-матерински убаюкивал нас, мы были в его большой стальной утробе, покачиваясь в полусне, как в амниотической жидкости. Быть может, поэтому Альма чувствовала себя единым целым: с лежавшими в купе мужчинами, как будто темнота накрыла их всех одним одеялом. Так в хлеву зимой можно ни видеть коров, ни трогать их, чтобы ощутить их присутствие. Животные были рядом, вокруг Альмы, и мужчины в купе тоже были рядом, увлекаемые той же силой, что и она. Их и: Альму уже соединили ночь, близость и закрытая дверь. Ей хотелось потрогать эти формы – так же ли они мягки на ощупь, как шкура животных, – мерный ритм поезда укачивал ее, сон накрывал, сближая с мужчинами.

      Уже проваливаясь в сон, Альма почувствовала, как что-то легло ей на спину. Она подумала сначала – так она сказала назавтра, рассказывая мне о своем ночном: приключении, – что кто-то накрыл ее одеялом. Но одеяло вдруг стало тяжелее, а потом чья-то легкая рука раздвинула ей ноги и скользнула выше, к молнии ее брюк. Она продолжала делать вид, будто спит, и глубоко дышала, не упуская ни одного движения руки, которая уже расстегнула молнию. Ей хотелось, чтобы рука вернулась ниже, между ног, и там: осталась, но у руки: были другие намерения. Альма не смела шевельнуться, боясь спугнуть этого зверька, рыскавшего по ее животу, она притворилась, будто ей что-то снится, чтобы помочь руке, которая тихонько стягивала с нее брюки. Ей не надо было открывать глаза, чтобы увидеть тело, очень светлое в темноте купе. Кто-то застонал и повернулся. Безмолвная и настороженная, как охотник, выслеживающий лань, Альма дождалась, когда рука освободит от ткани ее ягодицы. Ни движения, ни жеста, чтобы не испугать того, кто теперь прижимал: ее к себе. Потом: вдруг ничего не стало, ни ласки, ни руки, все исчезло. Она по-прежнему не смела шевельнуться, но ей казалось, что ее нагота светится в купе белым, издалека заметным: светом:. Внезапно она почувствовала, как что-то ее накрыло, верно, не она одна видела сияние своей кожи. Никогда еще у нее не бывало такого ощущения между ног.

      Рука скользнула