Гладиатор по крови. Саймон Скэрроу

он смог ответить:

      – Ноги его перебиты.

      – Вижу… жить будет?

      Какое-то мгновение Катон молчал. Ему хотелось сказать, что мальчик будет жить, что его можно спасти. Но это было ложью. Даже если он выжил бы каким-то чудом, то до конца своих дней остался бы калекой. Никто до сих пор не пришел, чтобы спасти его; Катон поглядел на развалины дома за упавшей стеной, под которыми, вне всякого сомнения, были погребены все члены его семьи. Он посмотрел на ребенка, заставил себя улыбнуться ему, и только потом негромко ответил сенатору:

      – Сомневаюсь, что он переживет эту ночь, если мы оставим его здесь, господин. Чудом следует назвать уже то, что он еще жив. Он может остаться в живых, если мы сумеем найти того, кто позаботится о нем. Хирург Двенадцатой Испанской мог бы спасти ему жизнь, но, увы, ценой ног.

      Семпроний посмотрел на Катона прищуренными глазами и решительным тоном сказал:

      – Жаль, что мы не можем отвезти его назад в Маталу.

      – Но почему? До Маталы всего два часа езды по дороге.

      – Два часа туда, два часа обратно, а скорее всего, три, потому что ехать придется в темноте. Мне очень жаль, Катон, но мы не можем позволить себе вернуться в Маталу. Нам нужно спешить.

      – Почему? – Катон поднял взгляд на Семпрония. – Сперва нужно позаботиться о ребенке.

      – У нас на это нет времени. А теперь оставь его, и поехали дальше.

      – Оставить его? – Катон покачал головой. – В таком состоянии? He оставив ему даже шанса?

      – У него нет и половины шанса. Ты сам это сказал.

      Катон все еще не мог выпустить ручонку мальчика. Он прикусил губу.

      – Нет. Я не могу бросить его, господин. Это несправедливо.

      Семпроний глубоко вздохнул:

      – Центурион Катон, сейчас нам с тобой не до справедливости и несправедливости. Я приказываю тебе.

      Оба мужчины взирали друг на друга в напряженном молчании. Затем ребенок вновь пискнул, и, посмотрев вниз, Катон погладил светлые волосики мальчика свободной рукой.

      – Тихо, малыш. Тихо…

      – Катон, – продолжил Семпроний настойчивым тоном, – нам надо ехать дальше. Мы должны попасть в Гортину так скоро, как это только возможно… чтобы восстановить порядок, чтобы помочь людям, чтобы спасти тех, кого еще можно спасти. А чем мы можем помочь ему? Немногим. Но если мы потратим лучшую часть дня на то, чтобы доставить этого ребенка назад в Маталу, тогда в опасности могут оказаться другие люди.

      – Возможно, – ответил Катон. – Как знать? Однако, если мы сейчас бросим мальчика, он точно умрет в холоде и одиночестве.

      – Может, умрет, может, нет. Его может кто-то спасти.

      – Ты действительно веришь в это?

      – А ты действительно считаешь, что наша задержка в пути не поставит под угрозу многие жизни в Гортине? – возразил Семпроний.

      Катон нахмурился, раздираемый на части справедливостью слов сенатора и нравственным порывом, побуждавшим его позаботиться о мальчугане. Он решил попробовать другой