Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 2. Н. Н. Неплюев

царствует внутри них. Это те жалкие люди, которые, сочувствуя добру, поддерживают хаос жизни и, скрадывая естественное безобразие порока, способствуют поддержанию хаоса мысли. Это те жалкие люди, которые, не любя зло, часто делают зло, постоянно снисходительны к злу и непрерывно болеют сознанием зла. О них, более чем о ком-либо, можно сказать, что это души, потерявшие равновесие, déséquilibrés, как говорят французы. Несмотря на их несомненную зловредность в жизни, они несомненно жалки, что так сильно подкупило в их пользу нашего Достоевского.

      И тут чем умнее этот бесхарактерный, добрый человек, тем тягостнее будет земная жизнь для него. Он будет понимать весь ужас, всю грязь и пошлость окружающей жизни и не найдет в себе достаточной энергии духа не только для того, чтобы работать на упорядочение этого безобразного хаоса, но даже и для того, чтобы самому не выть с волками и не увязнуть по уши в родном болоте. Это изысканная пытка духа, и тут незримый плач и скрежет зубов.

      Конечно, и эта пытка добровольная. Как только дух воспрянет от апатии, он может свободно выйти из этого ада раздвоенности не только в чистилище последовательной нравственности, но даже и в рай святого вдохновения веры и любви; и этот переход совершится для него гораздо легче, нежели для поклонника разума. Ведь ему любовь понятна сама по себе, и нет надобности справляться у разума, насколько она выгодна.

      Казалось бы, вполне естественно для этих добрых людей, сердце которых не огрубело до неразумения темных сторон хаоса жизни, искать просвета, понять, живя в христианском государстве, истинное значение Божественного Откровения и, познав на опыте скорбь и мрак жизни без Бога, воспрянуть до радости веры и мудрости жизни во Христе. Царство Божие берется с усилием, и на это усилие обыкновенно не хватает энергии у апатичного грешного духа: от доброты до святости далеко, и бесхарактерные, добрые люди чаще мирятся с хаосом мира, чем с мыслью о непоколебимой святости. По большей части эти люди, если они не остаются бесхарактерно добрыми мучениками на всю жизнь, ожесточаются под тяжелыми ударами опыта жизни до преклонения перед выводами разума о выгодах холодного эгоизма или окончательно поддаются соблазну ощущений, из которых и делают для себя сердечную игрушку.

      Когда бесхарактерный добрый человек глуп, положение его много лучше, и тем лучше, чем он глупее. Многого он не будет понимать в себе и других, много зла он примет за добро, многих демонов примет за ангелов; он непременно найдет в богатом выборе религиозных и нравственных игрушек такую, которую примет за серьезное дело; уживаясь со всяким злом и пороком, будет считать свою уживчивость за доброту и свои личные симпатии за любовь к ближнему, а их задабривания за благотворительность, – одним словом, будет доволен собою, всеми окружающими и жизнью по обычаю мира сего. Только он должен быть очень глуп, чтобы никогда не уразуметь ужасную действительность.

      Когда любовь имеет решительно преобладающее значение в жизни