Когда стреляет мишень. Михаил Серегин

специалиста действительно высокого класса. То, как он прострелил крышу рябининского «Линкольна», – маленький шедевр. Поверьте, я в этом понимаю. Простите, Сергей Всеволодович, если я сказал что-то лишнее.

      – Так, самую малость, – пробурчал Коваленко. – Благодарю вас. Сколько я вам должен?

      Свиридов чуть презрительно улыбнулся одними уголками губ и ответил:

      – Как вам будет угодно.

      Коваленко посмотрел на жену и сказал:

      – Тебе пора, Анечка. Ты выглядишь усталой. Свиридов отвезет тебя на дачу.

      «Дача» – так заштатно Коваленко называл тот дворец, чье пышное описание уже помещалось выше.

      – А ты?

      – Я останусь в Москве. Вероятно, у меня будет очередная бессонная ночь.

      Аня вперила в мужа беспокойный взгляд широко распахнутых глаз, а потом тихо пробормотала:

      – Ты уверен, что вот так... хочешь остаться один... без меня?

      Коваленко положил руку на ее обнаженное плечо и произнес, глядя на Владимира:

      – Вези ее домой, Свиридов. Она что-то совсем пьяная. С вами поедут мои люди.

      Аня пыталась слабо протестовать, но Коваленко не стал ее слушать, только легко коснулся губами ее бледной щеки и легонько подтолкнул к Свиридову.

* * *

      Не успел Владимир только посадить Аню в «Мерседес», на котором они подъехали к ночному клубу, и сам плюхнуться в удобное кресло, как зазвонил телефон.

      – Кого еще там, черррт?.. – сонно пробормотала Аня, уже начавшая клевать носом от стрессовой и алкогольной передозировки.

      – Вероятно, меня, – сказал Свиридов, – потому как номер мой. Да, я слушаю.

      – У меня все по-олный пинцет, дружо-ок, – кокетливо растягивая гласные, лениво зазвучал не очень вразумительно дрожащий с артикуляцией, то бишь внятным проговариванием звуков, женский голос. Вероятно, его обладательница была изрядно выпивши. – Во-о-от. Так что пресечемся завтра вечером. Выбралась нормально. Во-от так... Вася... то есть Володя.

      – Вот и превосходно, – ответил Свиридов, – звони. У меня тоже вроде все гладко. Угу.

      На том конце трубки что-то булькнуло, посыпались беспорядочные какофонические звуки, а потом другой женский голос, заплетаясь, пролепетал:

      – Ва-а-алодя, а вы бландин-нь или брюн...

      – Вован, одолжи сто баксов! – ворвался громыхающий мужской голос, а еще один, приглушенный расстоянием, разделявшим потенциального абонента и трубку, пропел мерзким козлетоном: «Сто тугриков на рулон туалетной бумаги бедному монгольскому засранцу!».

      Свиридов, едва сдерживая улыбку, покачал головой и разъединился.

      Аня, которая слышала обрывки этого телефонного безобразия, подняла голову и спросила:

      – Кто это был?

      – Да так, – весело ответил Владимир, – знакомые.

* * *

      – Сто тугриков, говоришь? – с напускной свирепостью спросил Фокин, глядя на группу веселой молодежи, высыпавшей из громыхающего зала одной из престижных московских дискотек. – Ета шта-а-а еще