Осквернитель. Павел Корнев

и спросил: – Выпьешь?

      – Слишком рано, – отказался бывший квартермейстер королевского флота, который и после списания на берег придерживался жестких распорядков военных кораблей. Придерживался сам и держал в ежовых рукавицах своих парней.

      – Давно в пахартский квартал захаживал? – отпив рубинового напитка, глянул я на собеседника поверх бокала.

      – Давно. Девки у них больно страшные.

      – Страшные? Не сказал бы. Скорее на любителя.

      – Не любитель.

      – Вот и замечательно, – улыбнулся я. – Симпатичные мордашки отвлекать не будут.

      – Эл выплаты задерживает? – удивился Хмурый и потер старую, плохо сведенную татуировку на тыльной стороне правой ладони. Пронзенная трезубцем касатка – наколка в узких кругах широко и, надо сказать, печально известная.

      Я покачал головой.

      – Нет. – Допил вино и спросил: – Вот скажи, кому вообще может прийти в голову мысль собирать дань в пахартском квартале, если всем известно, что это моя территория?

      Жулик на миг задумался, потом выставил перед собой руку и распрямил указательный палец.

      – Кто-то ищет повод начать войну, – предположил он.

      Я кивнул, ожидая продолжения.

      К указательному пальцу прибавился средний, и Хмурый выдал новую версию:

      – Шалят заезжие язычники. Не успели разобраться в том, что можно, а чего нельзя.

      – Или полагают, будто доить пахартцев должны пахартцы, – усмехнулся я. – И будет крайне печально, если торгаши вдруг решат, что предпочтительней платить за покровительство соплеменникам, а не мне. Опять же язычники не любят, когда чужаки суются в их внутренние дела…

      Фраза повисла недосказанной, но ничего больше говорить и не требовалось. Хмурый поднялся из кресла и буднично уточнил:

      – Всех?

      – И чтоб не всплыли, – предупредил я. – Никто.

      Банда язычников – плохо само по себе; банда язычников, которая пользуется поддержкой общины, – уже не просто головная боль, а серьезная проблема. Дикий народец, стоит им только сбиться в стаю и почувствовать силу, мигом забывают о правилах приличия и начинают тащить контрабанду, задирать соседей и поставлять информацию туземным князькам, а то и любому, кто больше заплатит.

      Не для того я прибрал к рукам пахартский квартал, чтобы какие-то залетные молодчики мутили там воду, совсем не для того.

      – Тогда пойду? – уточнил Хмурый.

      – Иди, – разрешил я.

      Жулик вышел за дверь; на смену ему немедленно заявился опрятно одетый старичок благообразной наружности.

      – Себастьян, потрясающая возможность! – прямо с порога зачастил он. – Просто потрясающая!

      – Слушаю тебя, Юлиус, – вздохнул я, на деле горя желанием выставить посетителя за дверь.

      – Смотрящего за Пекарским проездом телега переехала, там теперь разброд и шатание, если мы первыми влезем, то площадь Грегора Первого – наша! – заявил старшина нищих, прозванный Попрошайкой даже не столько из-за рода деятельности его подопечных, сколько из-за готовности