Осквернитель. Павел Корнев

успокаивался, но вскоре вновь принимался за старое.

      – Еще Вероника просила выделить сто крон на ремонт борделя.

      – Пусть оставляет из выручки. Возврат поставь на лето подекадно равными платежами.

      – Боюсь, ее такие условия не устроят.

      – Других не будет.

      – Хорошо, передам. – Помощник перевернул лист, сделал очередную пометку и вздохнул: – Теперь о неприятном. В пахартском квартале какие-то залетные ухари начали трясти торгашей.

      – Много натрясли?

      – Вы ж знаете этих язычников, слова из них не вытянешь! – фыркнул Дега.

      – Что Эл Руш?

      – Еще на той декаде приболел, а его люди только руками разводят. Послать туда Хмурого?

      – Нет, – решил я. – Вызови его, сам переговорю.

      – Как скажете, – произнес помощник с едва уловимым раздражением.

      Хмурый – главарь ходившей подо мной шайки головорезов, знал себе цену и не раз осаживал желавшего покомандовать им Клааса.

      – Надеюсь, это все?

      – Все, – подтвердил Дега и закрыл планшет.

      – Вот и замечательно.

      И я закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

      Утомил.

      Ресторация «У третьего канала» пользовалась в округе репутацией тихой гавани, где можно спокойно провести вечер с дамой сердца, выпить и отдохнуть от трудов праведных и не очень. За порядком там присматривали мои люди, поэтому буяны давно научились обходить заведение десятой дорогой, а наша винная карта по праву считалась одной из лучших в столице; самой разнообразной – так уж точно.

      Вино было моей слабостью.

      Вино и красивые женщины, но жизнь научила не смешивать одно с другим.

      В ресторации я первым делом отправился в натопленную бендешку, сполоснулся в лохани с горячей водой и, переодевшись в чистое, поднялся в рабочий кабинет.

      – За Хмурым уже послали? – спросил дожидавшегося меня в приемной Клааса.

      Обретался Хмурый со своей шайкой на застроенной трущобами окраине, в пресловутой Акульей пасти, куда стражники заходили только от большой нужды и числом никак не менее дюжины, и все бы ничего, но путь туда был очень уж неблизким.

      – Отправил мальчонку, – подтвердил Дега.

      – Отлично, – кивнул я. – Шарль подошел?

      – Нет пока.

      – Тогда неси отчетность, подобьем цифры.

      – Я могу сам…

      – Неси!

      Сверка ежедекадной отчетности – дело небыстрое. Пусть доходы и расходы загодя просчитаны счетоводами, но всякий раз возникало множество неувязок, и приходилось самолично рыться в долговых расписках, векселях, актах взаимозачетов и платежных ведомостях.

      Я это занятие не любил. За всякой строчкой скрывалось какое-то преступление, за каждой кроной стояли боль и страх, чье-то несостоявшееся будущее. Утешала лишь мысль, что в гроссбухах налоговой канцелярии королевского казначейства поломанных судеб куда как больше. И все равно – не любил.

      Поэтому, когда с подсчетами было покончено, я с нескрываемым