Бизнес-план убийства. Ланиус Андрей

А ведь Эдька мечтал именно о хорошей жене, о хранительнице домашнего очага. Жанну он называл плохой хозяйкой, хотя это совершенно несправедливо, уверяю вас! Да, может быть, Жанна не испытывала экстаза по отношению к кухне, но, простите, Ирина ведь не знает даже, с какой стороны браться за сковородку! – Шестоперова поправила свою аккуратную прическу.– Притом Жанна далеко не уродина, поверьте! Даже очень молодые люди нередко поглядывают на нее с нескромным интересом.

      – Жанна как-то фигурирует в дальнейших событиях? – осведомился я. – Мне показалось, что ее вы не называли.

      – Ой, простите! Я, кажется, увлеклась… Словом, второй брак Эдика оказался несомненной ошибкой. Он и сам понял это достаточно быстро. И еще сильнее возненавидел за свой необдуманный поступок… Костю! Понимаете?!

      – Похоже, этот ваш Эдик по натуре – азартный игрок?

      – Вы это верно подметили, – кивнула она. – Не буду утомлять вас перечислением мелких подробностей, коим нет числа, расскажу только о двух узловых моментах этой истории. Первый произошел накануне женского дня – шестого марта. Опять же – в офисе. Был банкет, сотрудницам вручали подарки. Руководство присутствовало в полном составе. Были также Люсьена, Ирина и я. Все протекало достаточно благостно. Эдик и Костя не обменялись ни единым уколом, к которым сотрудники уже начали привыкать. По домам разъехались в превосходном настроении. И вдруг – поздно вечером телефонный звонок от Люсьены: Костя отравился! Увезла “Скорая”, состояние тяжелое. Причем сам Костя грешил якобы на фаршированные баклажаны, которые обнаружил на своем столе, хотя на других столах – это он вспомнил позднее – такой закуски не было. Без всякой задней мысли он умял чуть ли не целую баночку. Он вообще любитель всякой кулинарной экзотики. Дома же, почуяв неладное, Костя сделал вывод, что баклажаны были отравлены, и что подсунул их ему Эдик. По его настоянию Люсьена позвонила в офис и потребовала от дежурного, а им – по странному стечению обстоятельств – оказался все тот же Цыщев, дабы тот извлек из урны злополучную банку. Костя вполне серьезно намеревался отдать остатки ее содержимого на анализ. Цыщев вскоре доложил, что перерыл все урны, но баночки из-под баклажанов не обнаружил. Это еще сильней распалило подозрительность Кости. С той поры в кругу доверенных лиц он именует Эдика “отравителем”. Тот, естественно, знает об этом и называет Костю – уже в своем кругу – “мнимым больным”, намекая, что тот притворился отравленным именно для того, чтобы иметь повод для обвинений в адрес его, Кроваля.

      – А что говорит медицина?

      – Никаких ядов врачи не обнаружили. Просто Косте нельзя есть много острого. У него ведь камни. А он не удержался… – Шестоперова вздохнула: – Но Костя-то остался при своем мнении. Он так и считает, что Эдик собирался отравить его, и только своевременный вызов “Скорой” предотвратил беду. Никакие наши с Алексеем Михайловичем доводы не в состоянии поколебать это убеждение. После того случая Костя ни разу не садился за один